Сергей Городников - Порученец Царя. Нарвский дьявол

– Итак, я первая пленница в ещё не начатой войне, – прервала она тягостное безмолвие обращением к полковнику, вынуждая его ответить.

– Вы моя гостья, – объедая куриную ногу, нехотя проворчал он, будто раздосадованный необходимостью отвлекаться от сахарной кости пёс.

– Вот как? – она глянула на него внимательнее, и в её голосе прозвучала издёвка. – И я могу отправиться в город?

Комендант сделал вид, что не слышал вопроса. За него ответил адъютант.

– Боюсь, вам там небезопасно, – сказал он с вежливым вызовом. – Горожане очень возбуждены тем, что натворили ваши сообщники.

– Какие у меня там могут быть сообщники, если меня не выпускают отсюда? – возразила она холодно. – А если вы полагаете, я руководила ими через записки, то разберитесь со своими надсмотрщиками, выясните сначала, кого я подкупила. Без оснований же не обвиняйте меня в том, в чём я хотела бы участвовать, однако не участвовала. Раз я в тюрьме, относитесь ко мне, как к узнице, а не как к заговорщице.

– Это не тюрьма, – строго заметил полковник. – Это крепость.

– Ах, для меня теперь всё равно! Даже в тюрьме женщинам разрешаются прогулки по двору. Если это не тюрьма, я хочу прогуляться.

– Но здесь вам гулять ещё опаснее, чем в городе, – сказал адъютант. – У многих тяжело ранены их товарищи…

Можно было подумать, что у полковника сквозь зубы вырвался тихий стон. Будто очередное упоминание о позоре его людей вызвало приступ мучительной боли, которую он больше не в силах был скрывать. Он отбросил ножку в тарелку, вырвал у денщика полотенце.

– Можете приставить ко мне соглядатая, – довольная его нравственными мучениями заявила графиня, гордо вскинув породистую голову. – Вы не имеете права со мной так обращаться, пока наши короли не объявили один другому войны!

– Но ваши сообщники её мне уже объявили, чёрт возьми! – комендант отшвырнул полотенце назад, в руки денщика, и резко встал, побуждая встать и адъютанта. Он взял себя в руки, и холодно распорядился, обращаясь к нему. – Она будет находиться под вашим наблюдением. Пусть в пределах острова делает, что хочет, только не спускайте с неё глаз ни днём, ни ночью! Особенно ночью!

– Спасибо, полковник! – поднялась со стула и она. Голос её был звонким и торжественным, ей объявляли личную войну, и она принимала вызов. – Я не забуду вашей вежливости к знатной подданной польского короля.

Комендант заскрипел зубами, но ничего не ответил, отвернулся к окну, показывая, что она должна выйти.

Адъютант коменданта подал графине руку, чтобы помочь ей пройти между кромкой воды и большим кустарником, который препятствовал размыву течением почвы на косе в нижнем окончании острова. Она не пожелала воспользоваться предложенной им помощью, отвергла очередной знак его внимания, как делала везде во время прогулки снаружи внушительной размерами и представляющейся неприступной крепости. День был солнечным, жарким, однако постепенно набирал силу прохладный северный ветер. Там, вдали, откуда он дул и где синее небо касалось зелёной полоски леса, собирались тёмные грозовые тучи, предвестники скорого приближения смены погоды. Однако величественная крепость, словно бросала надменный вызов природе, обещала укрытие от любого разгула стихии, и вблизи неё предстоящее ухудшение погоды не вызывало чувств беспокойства. Полька и её сторож обошли весь берег острова и тропинкой неторопливо взошли по обрывистому склону к обитым медными листами воротам. У ворот они обождали, пока солдаты разгрузят большую восьмивёсельную лодку, перенесут на берег, а потом в крепость запасы продовольствия – мешки с мукой и сухарями, мясные туши, корзины с рыбой и сырами.

– Не правда ли, вы и я как будто отрезаны от всего грешного мира? – не то серьёзно, не то в шутку доверительно сказал адъютант, прерывая затянувшую игру в молчаливую неприязнь. – Поверьте мне, война опасное занятие, неизбежное зло. Пусть их воюют. А мы здесь как... Да, как Адам и Ева.

Она расхохоталась.

– А это наш Эдем, – отозвалась она с высокомерием и обвела рукой очертания крепостной стены.

– Это место лучше, чем Эдем. Это крепость со многими удобными вещами, каких не было в Эдеме.

– Вы серьёзно? – глянула она на адъютанта с насмешливым любопытством, как будто увидела его в первый раз. – Вы полагаете, господь бог не додумался до строительства крепостей, когда создавал райский сад?

– Совершенно верно, – поддержал он заданный женщиной настрой разговора. – К вечеру начнётся гроза, и вы сами убедитесь, что в непогоду здесь совсем неплохо. Единственное неудобство, в ночную грозу могут явиться привидения. А мне поручено оберегать вас от всех посторонних, в том числе и от них.

– Вы что, опасаетесь, они станут моими сообщниками?

Она откинула красивую голову, чтобы подчеркнуть язвительность насмешки.

– Я опасаюсь за вас, – ответил он с лёгким поклоном.

– Привидений я не боюсь, – холодно ответила полька.

– Но здесь особые привидения. Самые страшные в Европе. Это же замок Ивана Грозного. Иоаннгород! А что может быть ужаснее привидений замков русских царей?

– Только привидения шведских замков, в которых содержат безвинных узниц.

Не позволяя ответить, она отвернулась.

Опустевшая лодка отплыла и направилась по огибающий город реке к видимой части пристани, а солдаты, как крупные двуногие муравьи, прихватили у берега последние корзины и, поднимаясь по тропе крутого склона, понесли их в крепость. Она и адъютант вошли за ними в крепостной двор, и ворота тут же были закрыты и заперты поперечными брусьями. Слева двора у отдельного входа в складские помещения тучный кладовщик озабоченно трогал нос и отмечал в записной книге всё, что заносилось мимо него в утробу тёмного зева. Он оторвался от своего занятия и уставился на красивую женщину, точно рассуждая, а хорошо бы и её записать в перечень доверенных ему крепостных запасов.

– Ждите меня вечером, – сказал ей на ухо адъютант, когда они приблизились в глубине двора к потемневшим от времени сводчатым дверям главной башни замка.

– Вы самонадеянный хам, – отозвалась она с презрением.

Он отстал и с обнажающей зубы плотоядной усмешкой смотрел на неё, пока она не скрылась за массивной дверью.

Она поднялась к себе и до сумерек бродила по комнате, как волчица в ненавистной клетке.

– Провести месяцы, быть может, год! Здесь?! – шептала она в отчаянии. И невольно вспоминая о заманившем её в эту ловушку шведском сановнике и слабохарактерном польском короле, ради которого она решилась довериться лжецу, повторяла с ожесточением в отношении слившихся лицами обоих: – Мерзавец! Мерзавец!