Царь царей - Уилбур Смит

что он наконец умер, когда крики прекратились. Должно быть, у него что-то лопнуло в кишечнике. Мы завернули его труп в одеяло и похоронили в безымянной могиле в углу полкового кладбища. Его тело было таким легким. Он был моего роста и худой еще до того, как вошел в дом. Эти опиумные дьяволы всегда превращаются в живых призраков, но все же. От него почти ничего не осталось, чтобы похоронить. Он был совершенно опустошен. Мой командир просто сказал: "Это послужит уроком для других", - и продолжил свою бумажную работу. В тот же день я запросил перевод. Но я все еще слышу его крики по ночам. Я предпочел бы встретиться лицом к лицу с тысячью дервишей в одиночку, чем провести еще один час, слушая, как этот человек кричит и обосрался до смерти.”

Пенрод поднял голову. Сэм Адамс, человек, которого он унес с поля боя, сравнивал его с каким-то помешанным на опиуме слугой. Он почувствовал, как его обдало холодным ветром гнева.

“И это все, сэр?”

Сэм снова посмотрел на него. В его глазах была такая глубокая печаль, что Пенроду захотелось пнуть его ногой.

"Так вот, так? Да, Баллантайн. Ты можешь идти."

•••

Неделю спустя Пенрод вспомнил этот разговор и был скорее удивлен, чем разгневан. Контраст между ним и Агатой и вопящим демоном из ночных кошмаров Сэма не мог быть более заметным. В настоящее время они занимали отдельную комнату, предназначенную исключительно для них, в красивом доме неподалеку от Садов Эсбекейя. Солнце смягчалось и просачивалось сквозь витиеватую резную решетку, закрывавшую незастекленные окна, оставляя их в вечных сумерках. И Агата, и Пенрод были одеты в свободные одеяния из мягчайшего белоснежного хлопка с тонкой вышивкой в виде листьев и цветов. Пол, на котором они лежали, был густо устлан цветными коврами и мягкими шелковыми подушками. Агата готовила ему очередную опиумную пилюлю. Он пристально смотрел на нее, пока она работала. Ее большая светлая грива была рассыпана по стройным плечам. Он почувствовал подергивание и притяжение возбуждения. Смаковал его. Он смаковал все, когда курил. С восхитительным удовольствием он провел пальцами по волосам, почесывая голову. Может быть, Агата потеряла часть своих округлостей? Возможно. Но худоба ее вполне устраивала. - Он тихо рассмеялся. Он и опиум изгоняли из нее этот грех. Раньше она была такой пылкой маленькой штучкой, центральной звездой высшего общества Каира, но теперь ее почти не беспокоили приемы, концерты, обеды в клубе и карточные вечеринки, которые когда-то были так важны для нее. Она просто хотела быть здесь. Он уже вытащил ее коготки, это точно.

Когда она приехала к нему домой в своей карете, чтобы попросить его составить ей компанию-это было сегодня утром или позавчера?- он сказал ей, что знает о скором приезде ее отца, и добавил: - тогда наша очаровательная маленькая связь должна закончиться.”

Она была вынуждена подавить рыдание, поднеся руку ко рту и отвернувшись от него. Ее огорчение вызвало у него укол удовлетворения.

- Ну и что же? Все еще надеешься на замужество, Агата? Или ты просто боишься, что твой отец не будет доволен тем, чем ты занимался во время своих путешествий?”

Ее рыдания превратились в какой-то сдавленный смех. - Раньше я тебе нравился, Пенрод. Я знаю, что ты это сделал. А потом она пришла.”

Пенрод отвернулся от нее, его удовлетворение было испорчено. Но она продолжала говорить.

“Тебе нравилось, когда я сплетничала и говорила жестокие вещи. Это возбуждало тебя. Но она прошла через ад и все еще была такой милой, доверчивой маленькой душонкой, а я был взбешен, влюблен в тебя больше, чем когда-либо, брошен и забыт. Конечно, я сделал то, что сделал. Это заложено в моей природе.”

Выйдя из кареты, Пенрод услышал начало призыва к молитве, который был подхвачен и разнесен по всему городу: Великий Бог просил свой народ показать ему свою любовь.

“И я знала, что когда она разорвет помолвку, ты вернешься ко мне только для того, чтобы наказать меня за то, что я хочу тебя, - продолжала леди Агата. “И ты это сделал. Ты делаешь. Возможно, я надеялась - возможно, я все еще надеюсь - что однажды ты устанешь мучить меня, истязать со всей этой страстью и жестокостью, и тогда, возможно, ты устанешь или заскучаешь настолько, что женишься на мне.- Она смахнула слезы, скопившиеся в уголках ее глаз. “Но ты еще не простил меня и не устал мучить, не так ли?”

Он пристально посмотрел на нее, и легкая усмешка исказила его красивое лицо. - “Нет. - Пока нет, леди Агата.”

- Она покачала головой. - Странно - опиум делает это почти терпимым, немного удовольствия, очищенного от боли. И это делает пытку еще более восхитительной для тебя, не так ли? Может быть, ты отдашь меня своим арабским друзьям, как говорят в клубе.”

Пенрод вдруг представил себе свою бывшую невесту, стоящую на ступеньках, когда он оставил ее в тот яркий день у входа в клуб. В последний раз, когда Эмбер Бенбрук смотрела на него, ее лицо светилось любовью и доверием.

“Я бы не стал оскорблять моих арабских друзей вашим прикосновением, леди Агата.”

И снова она издала этот полу-смех, полу-рыдание.

“О, очень хорошо, Пенрод. Ты великий фехтовальщик; ты всегда знаешь, где лезвие нанесет самый глубокий удар, нанесет наибольший урон.- Она прикусила губу. “Раньше я боялась своего отца. Он самый холодный и жестокий человек на свете. Самый неумолимый, самый безжалостный. - Тогда, наверное, есть какой-то смысл в том, что я влюбилась в тебя.”

Пенрод ничего не ответил.

“А отец, по-моему, уже здесь. Его человек - его тварь - Уилсон Каррутерс находится здесь уже несколько недель. Время от времени я видел его вдалеке. Карета мягко остановилась перед домом, где их ждал наркотик и его покой. Она выглянула в закрытое ставнями окно. - Слава Богу, мы здесь.”

•••

Агата больше не заговаривала ни о присутствии отца, ни о его скором приезде в Каир, и Пенрод перестал думать об этом. Когда он курил, его окутывало мягкое темно-серое облако безразличия и удовольствия. Когда он держался подальше от наркотика и ясно видел пустоту своей жизни без Эмбер, он наказывал Агату только для того, чтобы отвлечься от боли. Пенрод жил очаровательной жизнью, пока не потерял Эмбер.