Фредерик Марриет - Иафет в поисках отца

— Но тебе необходимо их прочесть. Я уверен, ты узнаешь из них много приятного; притом, я не могу с тобой говорить об этом деле прежде, нежели ты не ознакомишься с содержанием всех этих бумаг.

Я взял пакет, и лорд сам распечатал его.

— Я требую, чтобы ты прочел его сейчас же, — продолжал он. — В семь часов приходи ко мне обедать, а там, оставшись вдвоем, мы поговорим о чем нужно.

— Непременно прочту, милорд, если вы этого требуете.

— Я должен требовать, Джон, и удивляюсь, как дело столь нужное так мало тебя интересует.

— Я повинуюсь вам, милорд.

— Ну, так до свиданья, мой дорогой. Прочитай же все до обеда, а завтра, если тебе угодно, можешь со своими вещами переселиться ко мне. Впрочем, я не принуждаю тебя к этому. Но кто делал тебе это платье? — спросил он, рассматривая меня со всех сторон.

— Портной принца Гессен-Дармштадтского, — ответил я.

— Мне кажется, тебя бы лучше одели в Англии. Нужно будет заказать Стульцу; при твоем сложении платье должно сидеть хорошо. Жаль даже видеть человека приятной наружности, одетого так дурно. Но прощай, до свиданья.

Мы простились, пожав дружески руки, и только что карета отъехала, Тимофей вошел и спросил меня:

— Рад ли был ваш дядюшка видеть вас, сударь?

— Да, — ответил я. — Посмотри все эти бумаги. Он велел мне прочесть к обеду и сам распечатал их.

— Очень было бы неучтиво, если бы вы не исполнили его требования. — сказал Тимофей улыбаясь. — Чтобы не отвлекать вас от занятий, я лучше оставлю вас одних.

Глава XX

Я сел за стол, взял распечатанный пакет, разложил его по порядку пронумерованных листов, и только что начал читать, уже был им сильно заинтересован. Секрет! Притом секрет, касающийся чести и репутации лучших фамилий в королевстве, и который, если бы был узнан, унизил бы эту знать донельзя и покрыл бы бесчестием и виновного, и правого. Этот секрет не имел никакого отношения к истории моей жизни, и я прочел его во всей подробности с величайшим вниманием. Из содержания бумаг я узнал все, что нужно было для поддержания принятой мною роли. Причина, почему вверили секрет этот мне, племяннику, за которого меня считали, состояла в том, что он был прямой наследник богатого имения, и его-то спрашивали, согласен ли он, как и другие, не предъявлять своих прав до тех пор, пока смерть не предаст забвению и преступника, и преступление.

Если бы я был на его месте, то согласился бы наверно; итак, приготовившись к ответам, я сложил опять бумаги, запечатал их и, одевшись, отправился обедать к лорду Виндермиру. Когда убрали со стола, он встал, сам запер двери, повернув ключ два раза, и потом тихо сказал мне:

— Ты теперь все прочел, знаешь, на что в этом несчастном деле решились другие действующие лица. Скажи мне, каково твое мнение?

— Мое мнение, милорд? О, я почел бы себя счастливым, если бы не знал того, что сегодня прочел. Мне кажется, самое лучшее не говорить более об этом, а действовать сообразно с тем порядком, какой предложен в бумагах.

— Очень хорошо, — ответил лорд, — и стало быть, дело кончено, и ты согласен. Меня радует твоя честность и твои хорошие чувства. Итак, мы навсегда оставим этот предмет в покое. Хочешь ли ехать со мною в замок Ворчестер? Он недалеко отсюда.

— Признаюсь, милорд, я хотел бы лучше остаться в Лондоне, если вам угодно будет представить меня в общество ваших знакомых, которых у меня здесь очень мало.

— Хорошо, хорошо, я тебя познакомлю под именем Ньюланда. Но, кстати, не видел ли ты кого-нибудь из нашей фамилии? Они, наверно, думают, что ты еще в чужих краях, и трудно их будет после разуверить, что ты переменил фамилию. Не желаешь ли видеть свою мать?

— Теперь невозможно, милорд, но через короткое время я надеюсь повидаться с нею.

— И мне кажется, это будет лучше. Перед выездом из Лондона я напишу майору Карбонелю и отрекомендую тебя как моего друга, и попрошу его ввести тебя в свет. Он знаком со всем почти городом.

— Когда же вы едете, милорд?

— Завтра утром, а потому мы простимся уже сегодня. Покамест я открою тебе кредит на тысячу фунтов у моего банкира Друммонда, и чем дольше ты проживешь на эти деньги, тем лучше.

Лорд дал мне рекомендательное письмо, а я отдал ему запечатанные бумаги, простился с ним и ушел.

— Ну, что нового, сэр? — сказал Тимофей, когда я вошел в свою комнату. — Я умираю от нетерпения узнать эту тайну.

— Тайна должна остаться тайной. Тимофей принял серьезный вид.

— Да, я даже и тебе не смею ее вверить, я обязал себя честным словом.

Но на слове честность совесть моя не заговорила. Мог ли я назваться честным человеком, узнав этот секрет?

— Дорогой Тимофей, я и то уже много сделал дурного, не заставляй меня делать еще худшее.

— Так и быть, не станем говорить об этом. Но, Иафет, скажите мне, что случилось и что вы намереваетесь делать?

Я передал ему весь разговор мой с лордом Виндермиром.

— Теперь ты видишь, Тимофей, что я достиг своей цели — быть в хорошем обществе.

— С достаточными средствами можно поддержать себя, — сказал Тимофей, потирая руки. — Тысячи фунтов хватит надолго.

— Даже и очень надолго, потому что я твердо решился никогда не употреблять их… а то это было бы чистое плутовство.

— Ваша правда, — ответил он удивленно, — об этом-то я и не подумал.

— Я и сам не больше тебя об этом думал. К лорду Виндермиру на днях приедет настоящий его племянник Невиль, и тогда проделки наши все будут открыты.

— Боже мой! И что будет с нами? — продолжал Тимофей с испуганным лицом.

— Тебе нечего бояться, вся беда падет на меня, но я готов вытерпеть вдвое против этого, только бы найти отца. Я не страшусь гнева лорда Виндермира, знание же тайны его может меня обезопасить и доставить еще его протекцию, если я захочу воспользоваться ею.

— Желаю, Иафет, чтобы все счастливо кончилось, однако я все чего-то боюсь.

— А я, напротив, очень спокоен. Завтра же отвезу письмо к Карбонелю и начну мои розыски. А теперь, Тимофей, прощай.

На следующее утро я, не теряя времени, отвез письмо майору Карбонелю. Он жил в первом этаже, на улице Сент-Джемс. Когда я приехал, он завтракал. На нем был шелковый халат. Зная, что вид непринужденности отмечает светского человека, я вошел к нему, небрежно бросил письмо на стол и сказал:

— Вот письмо, майор, прошу прочитать.

Без приглашения уселся я на софу, и, пока он читал его, я хлопал хлыстиком по сапогам и чуть было не засвистел. Майор Карбонель был человек лет тридцати пяти, недурен собой, с открытым лицом, которое он обезобразил огромными усами, проходившими около рта до самой шеи. Сверх того, он был высок ростом, хорошо сложен и во всем следовал моде. Утренняя одежда его была чиста. Казалось, он щеголял ею и кольцами, которыми унизаны были почти все его пальцы.