Сергей Городников - Порученец Царя. Нарвский дьявол

Он не пригубил водки, вернул стопку на стол, жёстким пронзительным взглядом заставил опустить свою и ксендза.

– Трудная задача, – ожесточаясь такой пыткой, желчно заметил иезуит, – учитывая безумную политику вашего короля. Зачем ему война в Польше? Он хочет воспользоваться польской Великой Смутой, как его предшественники русской? А проиграет всё!

– Не простая задача, – согласился Лёвенхаупт. Он, казалось, охотно повторял чужие слова и мысли. – Всегда приходится рисковать. Когда-то литовский Великий князь подарил своей невесте и Польше огромный кусок древних русских земель, значительно больший, чем сама Польша. А сейчас этот украинский кусок застрял у неё в горле. Но ни ваш король, ни ваш сенат и сейм, ни графиня, ни вы, не хотите признать этого. Наоборот, готовы поставить на кон всё, даже судьбу государства, только бы его сохранить. Разве не так?

Замечание было справедливым, и иезуит предпочёл не продолжать болезненную тему, которая отдалит их от начала трапезы.

– Мы кого-то ждём? – наконец догадался он о причине, по какой стояло третье кресло.

– Да, – подтвердил Лёвенхаупт.

– И кто это? Графиня? Комендант?

– Не гадайте, – посоветовал Лёвенхаупт. – Угадать никак не получится. Пока это маленькая тайна. Он появится в это окно, – показав на источник света за спиной ксендза, капитан заставил его грузно повернуть голову на толстой шее. – Да, он появится через это самое окно, когда узнает, что вы мой гость.

Иезуит был озадачен, хмурился и терялся в догадках

– Почему же не войдёт в дверь?

– Там достаточно моих людей. А это мои лучшие люди. Не посмеет.

Лёвенхаупт выказывал гордую самонадеянность, но на всякий случай опустил левую руку под стол, проверил, там ли три пистолета, надёжно устроенные в кожаных гнёздах, которые он собственноручно прибил к низу столешницы.

– Не посмеет, – повторил он спокойнее. – Но не мучить же себя и вас голодом? Он может и задержаться.

И капитан ножом отрезал себе ляжку жареного поросёнка. Ксёндз оживился, потянулся к тому же поросёнку, отбросив глупую игру в достоинство перед непримиримым врагом, без дальнейших препирательств оставляя её военным.

Капитан Лёвенхаупт оказался прав. Пущенные по всей Нарве слухи о насильственной задержке кареты польской графини и бывшего в ней иезуита меньше чем за час достигли ушей Удачи, подтолкнули его к определённым действиям. Походив по улицам в поисках знакомой кареты, он обнаружил её в переулке, недалеко от западных городских ворот. Как раз возле этого переулка трое моряков торгового судна поднялись от входа в харчевню, в разговоре гадая одновременно и с досадой и с любопытством о причинах, по которым хорошо известная им харчевня оказалась закрытой и в ней безвылазно засели какие-то мастеровые и драгуны. Беспечной походкой Удача прошёлся мимо этой харчевни и вскользь заглянул в оба окна полуподвального заведения. В отдельном помещении за большим окном узнал спину иезуита, а так же сидящего вполоборота Лёвенхаупта.

Стараясь не привлекать внимания, он сделал краткий осмотр близлежащих домов и улиц и поспешил к окраине города, к поляне возле залива. Ватага скоморохов уже отправилась в Псков, часть артистов отплыла для выступлений в городах Швеции, и у залива стало заметно свободнее. Повозка с натянутой на рёбра парусиной стояла в тени деревьев, и в ней после возвращения из погони за гонцом польской графини почти сутки отсыпался казак Сашка. Он разом проснулся от легкого толчка в плечо, в прекрасном настроении уселся на сене. Выслушав приятеля о странном событии в жизни города, с утробным урчанием зевнул, до хруста в костях потянулся и равнодушно спросил:

– Нам-то что до того?

– Карл Х не должен получить лёгкой победы, – вслух принялся рассуждать Удача. – Лучше бы он завяз в Польше. Тогда шляхте станет не до угроз пославшему тебя со мной запорожскому товариществу. – И выразительно сделал вывод: – Польского короля следует предупредить о переброске войск.

– Помочь чёртову ксендзу выбраться из города? – догадался казак и с сомнением почесал обритый затылок. – Стоит ли лезть на рожон ради освобождения этого иезуита?

– Лучше, если короля предупредит он, а не мы, – высказал убеждение его приятель и подмигнул. – Нам же польский король вряд ли поверит. А?

Казак от души расхохотался.

– Да уж. В любви к польским панам мы его никак не убедим.

Они быстро обсудили, как выполнить задуманное, и, не откладывая, занялись приготовлениями к опасному предприятию.

Весь огненный шар солнца вырвался из объятий края земли, обещая день жаркий и удачный для разных дел, когда в городе объявился высокий смуглолицый бюргер. Голову его поверх дешёвого парика укрывала тёмно-рыжая кожаная шляпа, он прихрамывал и был похож на ревматика, так как в такую распаляющуюся погоду кутался в шерстяной плащ. Пройдя от городских ворот по левой стороне улочки до первого узкого переулка, он завернул к стоящей в нём карете. Высокий драгун с мушкетом в руках и шпагой в ножнах воинственно шагнул ему навстречу, показывая очевидное намерение преградить этот путь.

– Эй! – громко обратился он к бюргеру. – Не видишь что ли? Проход здесь перекрыт.

– Мне некогда обходить, – буркнул прихрамывающий бюргер. – Нога болит, а купец не будет ждать.

Не желая испачкать плащ ни о стену, ни о бока лошадей и колёса кареты, он осторожно сунулся между ними, а убедившись, что драгун глянул на проходящих по улице подружек девиц, оставил его без присмотра и в карете никого нет, тихонько приоткрыл дверцу и шмыгнул внутрь. Удивлённый, что не слышит его удаляющихся шагов, драгун обошёл лошадей, приблизился к дверце, потом осторожно заглянул в оконный проём. Серый плащ меж сидениями вдруг резко поднялся, откинулся, и перед изумлённым охранником кареты предстала чубатая голова казака.

– Ку-ку! – произнесла голова и заговорщически подмигнула левым глазом.

Увесистый кулак с зажатым в нём концом короткой палки стукнул его в лоб прежде, чем он успел выкрикнуть призыв к тревоге. Втащив оглушённого драгуна в карету, казак живо убедился, что никто этого не заметил, связал пленника и воспользовался париком, чтобы заткнуть ему рот. После чего переоделся в его военную форму. Ступив опять на булыжники переулка, он оправил узковатый для него камзол и уверенно вернулся к улице, где невозмутимо спустился к входу в харчевню. На стук прикладом мушкета тишина за дверью нарушилась какой-то вознёй, словно там зашевелились обеспокоенные крысы, затем с тихим шорохом осторожно приблизились мужские шаги. Дверь распахнулась, и за порогом вход в зал преградили двое мастеровых с пронизывающими и изучающими взглядами. Трудно было поверить, что пару часов назад они представлялись ксендзу беспробудными пьяницами.