Рафаэль Сабатини - Маркиз де Карабас

Кантэн подробно рассказал, как складываются его отношения с законом, и в нескольких словах объяснил положение, в котором оказался.

Его выслушали с интересом, к которому у госпожи де Белланже примешивалось удивление. Она не стала скрывать, что вызвано оно поведением Сен-Жиля.

Затем рассказ Кантэна продолжил Ледигьер и сообщил дамам о предложении Бене.

— Вам, сударыня, решать, — заключил он, — либо вы предоставите требуемую сумму в качестве возмещения вашего долга покойному маркизу, либо как обыкновенный заем. И в том и в другом случае господин де Шавере будет вам глубоко признателен.

Кантэну показалось, что мать и дочь встретили предложение Ледигьера довольно прохладно. Госпожа дю Грего стала чуть более задумчивой.

— Я бы, конечно, предпочла отнестись к этому как к уплате долга. Не так ли, Луиза?

— Конечно, — твердо сказала виконтесса. — Надо подумать, что мы можем сделать. Я немедленно переговорю с управляющим.

— Вместе с тем, сударь, — добавила ее матушка, — вы понимаете, что в наше несчастливое время доходы с имения не только сократились, но и получить их очень трудно. Поэтому собрать такую большую сумму далеко не просто.

— Матушка имеет в виду, что нам, возможно, потребуется некоторый срок, скажем, несколько дней, — объяснила виконтесса. — Но смею заверить, мы не задержим вас, не заставим ждать дольше, чем того потребуют обстоятельства. А тем временем вы, надеюсь, окажете нам честь погостить в Кэтлегоне.

Кантэн взглянул на Ледигьера, словно прося его указаний, каковые не заставили себя ждать:

— Сударыня, вы снимаете с моих плеч заботы о господине маркизе. Мне же надо спешить в Сен-Мало. Я счастлив, что оставлю господина де Шавере на попечении столь гостеприимных хозяев.

Тем не менее, стряпчий позволил уговорить себя остаться к обеду. Беседа за роскошно сервированным столом, как всегда в те дни, шла прежде всего о политике. В основном она сводилась к диалогу между Ледигьером, который в этом аристократическом доме не стеснялся проявлять свои монархические чувства, и виконтессой, которая поразила Кантэна тем, что высказывала прямо противоположные взгляды. Она упорно настаивала на том, что теперь, когда на смену террору пришел дух умеренности, при благоприятных условиях способный привести к созданию разумной формы правления, при которой все смогут жить в мире, приходится только пожалеть, что активизация деятельности шуанов ввергает Бретань в гражданскую войну, несущую людям неисчислимые бедствия.

Ее мать и она сама немало натерпелись при Терроре, говорила виконтесса. Их подвергли тюремному заключению, они претерпели ни с чем не сравнимые унижения и чудом избежали гильотины. Бессмысленное восстание задушит едва пробивающиеся ростки умеренности и терпимости и приведет к возврату тех страшных дней.

Кантэну казалось, что Ледигьер оставил последнее слово за виконтессой скорее из почтительности, чем по недостатку убежденности в собственной правоте.

От госпожи Белланже не укрылось, что во время ее спора с Ледигьером Кантэн не проронил ни слова, и она с некоторым вызовом повернулась к нему.

— Вы не согласны со мной, господин маркиз?

Если бы он предпочел не кривить душой, то непременно выразил бы удивление по поводу того, что жена эмигранта, который в своем лондонском изгнании собирался занять высокое положение в армии роялистов, готовящейся в ближайшее время захватить запад Франции, высказывает республиканские взгляды. Он уже успел задать себе вопрос: что сказал бы самодовольный Белланже, этот ярый роялист, о котором она даже не потрудилась спросить, если бы мог слышать ее.

— Сударыня, — ответил Кантэн, — едва ли у меня есть определенное мнение по этому поводу.

— Из чего мне остается заключить, что вы считаете неучтивым высказывать мнение, противоречащее мнению дамы.

— Отнюдь нет, сударыня. Просто я считаю, что слишком плохо осведомлен в подобных делах. Не более того. Видите ли, я не интересуюсь политикой.

Госпожа де Белланже улыбнулась Кантэну и ее великолепные глаза засверкали.

— Я буду иметь удовольствие преподать вам несколько уроков, сударь, пока вы оказываете нам честь своим присутствием.

Видимо, Ледигьер счел такое предложение подозрительным и перед отъездом напомнил о нем Кантэну:

— Разумеется, существует много предметов, в которых госпожа виконтесса сочтет занятным выступить в роли вашей наставницы. Но сомневаюсь, чтобы политика была в их числе. Держите ухо востро, мой мальчик. Иногда женщины склонны по-своему расплачиваться с долгами; вам же сейчас нужна тысяча луидоров. Как только получите деньги, поспешите в Анжер, и если я к тому времени не вернусь, дождитесь меня, прежде чем отправиться к Бене. Да поможет вам Господь, мой мальчик.

Он уехал, оставив Кантэна наедине с его открытием, сводившимся к тому, что лукавое лицо Ледигьера было истинным зеркалом его души.

Госпожа дю Грего, вялая и апатичная, как то и предполагал ее умный вид, предоставляла дочери решать все мало-мальски важные дела, поэтому Луиза сама в тот же вечер вызвала управляющего и заперлась с ним, чтобы обсудить — о чем она позже сообщила Кантэну, — каким образом собрать требуемую сумму.

О результатах беседы с управляющим госпожа де Белланже рассказала Кантэну на следующее утро.

После дождя, который лил всю ночь, тучи рассеялись, и небо и земля, напоенные свежим воздухом, искрились в лучах сентябрьского солнца. Сразу после завтрака виконтесса увлекла гостя из дома.

Она не думала, чтобы после двух дней, проведенных в седле, Кантэн был склонен совершить прогулку верхом, а обширный парк еще не просох — ночью лило, как из ведра. Но они могли насладиться утренним воздухом и на террасе. Там они пробыли почти до обеда.

Вопрос о деньгах вскоре оставили. Заниматься ими поручили управляющему; тот приложит все усилия, чтобы собрать нужную сумму. Разговор о господине де Белланже, который завел было Кантэн, длился и того меньше.

— Я немного знаком с виконтом де Белланже, сударыня.

Виконтесса вскинула голову и буквально потрясла Кантэна своим ответом:

— В таком случае вы знакомы с на редкость никчемным человеком. Говорят, что англичанки славятся своей хрупкостью. Должно быть, господин де Белланже блаженствует в их обществе.

— Думаю, что в настоящее время его более интересует роялистская армия, которая сейчас формируется.

— Значит, он очень изменился с тех пор, как я видела его в последний раз. Может быть, мы выберем менее скучную тему?

И она пустилась в ту самую политику, уроки которой обещала преподать Кантэну, излив перед ним все свое презрение к мелочной ревности, раздирающей вожаков шуанов и препятствующей сплоченности, которая только и может принести им успех в борьбе против республиканских армий. Она говорила о Вандее[80], где дела обстояли не лучше и где «синие» разгромили огромные силы, состоявшие под началом Стоффле и Шаретта[81], по той простой причине, что взаимная ревность помешала им объединиться. Вот на чем основано ее убеждение в том, что деятельность шуанов к добру не приведет и единственным ее результатом явится ввержение страны в гражданскую междоусобицу, от которой больше всего пострадают те, кто живет на этой земле. Возможно даже, что в Бретани повторятся ужасы Вандеи, где для искоренения неумелого мятежа земля систематически опустошалась огнем и мечом «Дьявольских банд» — республиканские войска не останавливались перед поджогами и массовыми убийствами мирных жителей.