Рафаил Зотов - Таинственный монах

Иона не мог продолжать долее. К Шведам, окружавшим короля, прибыло подкрепление и они врезались в толпу Литовцев, которые, несмотря на превосходство сил своих отступили в лес. Шведы и не думали их преследовать. Собрались военачальники Литовские и порешили отступить к Баржам.

Глава VI

На левом берегу реки Невы, столь, прославленной победами великого князя Александра Невского, находился небольшой рукав последней, прозванный рекою Фонтанкою, которая, протекая далее, терялась в Финских болотах. У устья Фонтанки было небольшое сельцо Каминкино, состоящее из бедных хижин, населенных рыбаками. Против Каминкина был небольшой островок на котором стоила избушка, изобличавшая, что хозяин её не из чухонцев.

В первых числах мая 1703 года, перед закатом солнца, около этой избы сидел молодой мужчина, любуясь заходившим солнцем, озарявшим своими лучами необозримую поверхность вод. Он был задумчив и лице его изображало тоску и печаль. Вскоре из избы вышел высокий, маститый старец и сказал:

— Григорий! Солнце садится, воздух сыр, не пора ли тебе в комнату?

— Нет, отец мой! Дай мне еще посидеть здесь и помечтать. Посмотри на эту величественную картину природы! отвечал Григорий.

Старик подсел к Григорию и между ними завязался разговор, из которого выяснилось, что старец был никто иной, как Мариенбургский пастор, бежавший в эти дебри после погрома этого города, во время которого он лишился всей своей семьи. Что же касается до молодого мужчины, то читатель, конечно, узиал в нем героя нашего романа Гришу.

Всматриваясь с даль, старик вдруг заметил несколько лодок, которые на веслах подходили к островку и в изумлении и беспокойстве вскричал:

— Это русские!

— Русские? Верно они идут от Ниешанца, — радостно проговорил Гриша. — Должно быть они взяли эту крепость! Но чего им здесь нужно? — прибавил он.

— Эти люди по-видимому ищут нас, — проговорил старец, вздрогнув всем телом.

В это время к островку подъехала лодка из которой вышел молодой офицер и спросил:

— Здесь должен быть русский, который говорить по-шведски. Кто из вас двоих?

— Я! — отвечал Григорий.

— Садись с нами в лодку.

— Зачем? — спросил Григорий.

— Не разговаривай, а делай то, что приказывают.

Гриша взглянул на старца, как бы спрашивая, что ему делать? Но тот кротко и спокойно сказал:

— До свиданья, друг мой! Ступай с Богом.

Гриша сел в лодку и они чрез несколько минуть причалили к берегу Каминкина Тут его ввели в лачужку, где какой то генерал стал его расспрашивать можно ли и где именно провести две галеры из Невы в Фонтанку. На что Гриша отвечал утвердительно. Затем генерал спросил его: откуда он родом, где выучился говорить по шведски и наконец, почему он не на царской службе. На последний вопрос генерала Гриша отвечал, что будучи сыном московского купца, он намерен продолжать торговлю своего отца, а потому и не поступал в службу царскую. Генерал по-видимому поверил словам Гриши и тотчас отправился вместе с ним в лодке к устью Невы. Остановившись за болотистыми кустарниками они увидали два военных корабля, стоявшие у противоположная берега Невы, а вдали виднелась целая эскадра шведских кораблей, которые, по-видимому, боясь мелководья, оставались от двух первых зацелую милю. Высмотрев все это генерал вернулся в Каминкино, а оттуда ночью все. лодки направились вверх по течению Невы и на утро прибыли в русский лагерь под Ниеншанцом. Здесь оставя Гришу под караулом, генерал отправился с донесением о сделанных им разведках.

Спустя час пришли и за Гришей, которого привели в палатке, хотя и несколько большей других, но не отличавшейся от них особым убранством Приведший его, обращаясь в человеку сидевшему за столом сказал:

— Господин бомбардирный капитан! Честь имею доложить, что человек, за которым вы изволили посылать, явился.

— Уверены ли вы, что он не шпион и отвечаете ли за него, — спросил тот в кому была обращена речь.

— Я отвечаю только за самого себя, — отвечал генерал. — Неугодно ли вам самим будет допросить его.

В эту минуту бомбардирный капитан обернулся к Грише, быстро взглянул на него и Гриша с трепетом упав к нему в ноги, воскликнул:

— Боже мой! это царь!

— Ба! да это старый знакомый! Откуда ты взялся? Я давно считал тебя между усопшими: мне тогда донесли что ты сгорел, — сказал царь Петр Алексеевич с любопытством осматривавший Гришу и прибавил — А где твой знаменитый дядя? Ты верно бежал с ним во время пожара. Теперь я все это живо припоминаю. Ну же, рассказывай! Что молчишь?

— Я жду приказа твоего, государь, — на что прикажешь отвечать? — сказал Гриша, запинаясь.

— Ты прав, — весело сказал царь. — Я закидал тебя вопросами. Да вот видишь ли и тебя принесло с того света. Любопытно бы узнать, что там делается? Ну, говори сначала: дрался ли ты под Воскресенском?

— Казни, государь, вот ноя голова, с глубоким вздохом отвечал Гриша и снова. упал в ноги царю.

— И ты думал уйти от меча правосудия? Видишь ли, что рано или поздно измена и преступление получать достойную мзду. Что можешь ты сказать в свое оправдание?

— Большая часть стрельцов была уверена, что тебя, государь, нет в живых и шла в Москву выручать царство русское от иноземцев.

— Если так думали заблудшие, то зачинщики могут ли сказать что-нибудь, например ты и твой дядя, — сказал царь нахмурив густые брови свои.

— Жизнь моя в твоих руках, государь, но клянусь Богом, что я никогда и ни в чем зачинщиком не был.

— А бунтовал? А дрался против царских войск.

— Я шел за своими знаменами и защищал своих товарищей. Тех же, которые привели нас и за кого привели судил Бог м ты, государь.

Лицо царя сделалось еще мрачнее. Горестный воспоминания о смутах Софии раскрыли пред ним картину бедствий его юности.

Несколько минуть длилось тягостное молчание, за которым Петр обратился к Грише со следующими вопросами:

— А где твой дядя? Жив ли он?

— Отец мой жив еще, государь, — отвечал Гриша.

— Твой отец?

— Точно, так, государь, но это была для меня тайна, которую я узнал после бегства из Саввина монастыря.

— Кто же твой отец?

— Имени своего он до сих пор мне не открывал; но я. знаю, что родом он из Малороссии, а о целях его действий лишь можно догадываться.

— Так вот всегда предлог самых преступных замыслов! — вскричал с гневом царь. — Все заговорщики и убийцы говорить о благоденствии народов. Где же твой отец? Говори.

— Уже три года, государь как я с ним расстался. Он служил тогда польскому королю Августу, и меня отослал на житье в Мариенбург, а когда русские взяли этот город, то я с пастором, у которого жил до тех пор, отправился в необитаемым берегам устья Невы, где я думал окончить век свой в безвестности.