Морос, или Путешествие к озеру - Илья Владимирович Бояшов

знает свое дело. Индеец легко ориентировался в кустарниках, казавшихся непроходимыми. Подъезжая к очередной ощетинившейся стене, он моментально находил замаскированный колючими ветвями проход. Наемникам оставалось лишь послушно следовать за ним, стараясь не пропустить момент, когда индеец в очередной раз поднимет руку, предупреждая о затаившихся в траве неровностях почвы, грозящих лошадям переломами ног.

Ночь застала их уже далеко от дороги, по которой доставлялись к отдаленным заставам военные грузы. Положив под голову седла, Родригес и Аухейро мгновенно заснули. Вскоре к ним присоединился и Пако. Стреноженные лошади, помахивая хвостами, прислушивались к воплям неведомой птицы. В траве, соревнуясь в громкости, трещали кузнечики.

Проводника звали Сеферино. Он набил свою трубочку и, наслаждаясь, выпустил первый дымок. Санчес тоже достал сигареты, однако несколько торопливых затяжек не принесли успокоения. Рамон спросил не смыкающего глаз индейца:

– Ты не обманешь меня?

– Гуарани не знают, что такое обман, – с достоинством ответил тот. – А если сомневаешься, зачем тогда позвал?

Санчес счел ответ разумным и на какое-то время замолчал. Сеферино явно не собирался поддерживать разговор. Снедаемый тревогой команданте вновь подал голос:

– Я слышал, стрелы морос бьют на расстояние до пятидесяти метров. Так ли это?

– Какая разница, на сколько метров бьют их стрелы? Вы же не в войну с ними собираетесь играть, – насмешливо откликнулся проводник.

– Хорошо бы вообще не иметь с ними никакого дела.

– Так не получится, – сказал индеец.

– Ты видел их?

– Я ведь сижу здесь, – засмеялся индеец.

– То есть? – не понял Санчес.

– Для тех, кто жив, морос невидимы. А тот, кто с ними встретился, уже никому не расскажет, как они выглядят, – объяснил проводник.

– Остается обмен?

– Да.

– И морос пойдут на него? – нервно спросил Санчес.

– Почему бы нет? К тем, кто предлагал им то, что собираемся предложить мы, они были благосклонны. Правда, таких смельчаков раз-два и обчелся, – сказал индеец.

– Я так понимаю, ты один из них?

– Лет пять назад мне пришлось воспользоваться мудрым советом, – с достоинством кивнул проводник.

Равнина продолжала бодрствовать: к голосам ночных птиц и хорам насекомых присоединился далекий рев пумы. Вновь раскуривший свою трубку гуарани явно предпочел бы, чтобы их беседа с команданте Санчесом как можно скорее завершилась, но Рамон не мог успокоиться. В то время как Сеферино, посапывая трубочкой, прислушивался к ночной саванне, Санчес ворочался на своем одеяле.

– И кто же тебя научил, как вести себя с людоедами? – не выдержал он.

– Это не твое дело, мексиканец, – спокойно отвечал проводник.

Вспыльчивость Рамона оборвала жизни нескольких завсегдатаев мексиканских и боливийских кабаков, имевших глупость задеть команданте неосторожным словом, однако Санчес знал, когда стоит попридержать поводья.

– Мне говорили, больше никто с ними не контактировал, – счел он нужным пропустить мимо ушей резкость собеседника.

– Из тех, кто выбрался из сельвы за последние пять лет, насколько мне известно – никто, – отвечал гуарани.

– Из тех, кто выбрался…

– Ты напряжен, – сказал проводник. – От тебя искры во все стороны летят – вот-вот загоришься. Зачем заранее беспокоиться? Ложись спать. Я знаю, куда идти. Знаю, что делать. Разве этого недостаточно?

Санчес не нашелся что ответить и, закинув руки за голову, уставился на небо. Такого Млечного Пути, пересыпанного, словно мукой, скоплениями светил, он раньше не видел. Индеец, выбив из трубки остатки пепла и убрав курительный прибор в мешочек на поясе, не собирался ложиться. Гуарани слышал: команданте по-прежнему бодрствует – и решил его подбодрить:

– Возможность выжить в обмен на сущую безделицу – неплохая сделка.

– Возможность выжить… – эхом повторил Санчес. – Возможность выжить…

Такья-ба  

Сельва сомкнулась за Киане, успокоились колыхавшиеся ветки – теперь четверым бледнолицым предстояло обдумать свое положение. Экштейн не скрывал отчаяния; Серебряков угрюмо проверял имущество; Фриман стоял возле своего рюкзака, опираясь на карабин, и невозмутимо ожидал, что последует, – судя по всему, уход чимакоко не особо его удивил.

– У вас еще есть шанс догнать индейцев, мистер Фриман, – сказал Беляев британцу. – Дальнейшее наше продвижение сопряжено с большими трудностями, и я не имею права не предупредить вас об этом.

– Don’t worry, – отмахнулся англичанин и, заметив озабоченность на лице Беляева, продолжил по-испански: – Не беспокойтесь, дон Беляев, я постараюсь не быть для вас обузой.

– В таком случае я попросил бы вас принять участие в совете, – ответил тот.

Совещание было кратким. Часть последнего перехода до места впадения ручья в реку Гроа они уже прошли. Необходимо было добраться до Большой Излучины уже к вечеру. Рубить сельву решили поочередно, парами – Экштейн и Фриман, Беляев и Серебряков. Опасение вызывал заболевший мул, но казак обещал сделать все возможное, чтобы он не сдерживал темпа ходьбы: для этого часть груза переложили на собратьев бедняги. Беляев счел нужным предупредить своего своенравного попутчика:

– Как вы понимаете, мистер Фриман, положение обязывает, чтобы вы постоянно находились в зоне видимости. Прошу не огорчать меня.

Мистеру Фриману оставалось только вежливо кивнуть.

– Теперь что касается морос, – перешел Иван Тимофеевич к теме, которая все более беспокоила Экштейна. – Как вы понимаете, было бы глупо отправляться в экспедицию, не приняв все меры по решению этой, весьма нелегкой, проблемы. Скажу одно: я направляюсь к ним в гости не с пустыми руками, так что препоручите дикарей мне, господа! В свою очередь, жду от вас полного спокойствия и прошу сосредоточиться на основной задаче. Не сомневаюсь, рано или поздно мы достигнем цели…

Костер был потушен, мате выпит, мулы готовы. Англичанин вытащил из ножен мачете и занял место рядом с лейтенантом.

– Никакого уныния, голубчик, – напутствовал Беляев Экштейна.

Пары менялись через каждые два часа; серебряные карманные часы Беляева точно отсчитывали время. К вечеру, когда еще один ручей присоединился к первым двум, журчание превратилось в рокот.

– Вы, помнится, удивлялись нашему походу на рынок? Что ж! Пришло время! – Беляев направился к одному из мулов и, развязав горловину знакомого Александру Георгиевичу рогожного мешка, выхватил из него целую связку переливающихся на солнце бус, к которым присовокупил два зеркальца. – Если верить Шиди, а вождю чимакоко я доверяю, как себе, Большая Излучина совсем рядом, – сказал он, развешивая бусы на ближайшем кустарнике и пристраивая на выпирающих корнях вспыхнувшие на солнце маленькие зеркала. – Начинается основная игра, и мы должны быть щедрыми в отношении здешних хозяев. Индейские вожди кое-чему меня научили. Мы остановимся на ночлег у излучины, а завтра утром вернемся и посмотрим – ко двору ли пришлись наши подарки.

Увидев недоумение в глазах спутников, Беляев объяснил:

– Если бус и зеркал утром не окажется – дары приняты. Морос пропустят нас дальше…

– Вы думаете, они следят за нами? – быстро