Дмитрий Леонтьев - Русская сказка

— Ладно, мы не гордые, — пожал я плечами. — По крайней мере, будем считать, что пропускной режим мы успешно миновали.

В княжеском тереме, по обыкновению, пели, пили и не принимали… Пришлось пройти самому, открывая двери пытающимися встать на моем пути стражниками. Княжескую чету я нашел в пиршественном зале, во главе стола с послами и боярами.

— Прости князь, что отрываю от дел государственных, — церемониально поклонился я. — но дело не ждет. Я прибыл с дальнего кордона от Добрыни и Муромца. Вражеские орды движутся на Русь. Долго задерживать их мы не сможем. Пришлите подмогу, или… готовьтесь встречать хазар под стенами Киева.

— Ты рехнулся, приятель? — панибратски спросил меня хмельной от крепкого меда князь. — Какой кордон? Какие хазары? Мы со всеми в мире, у России нет врагов, одни друзья и приятели.

Он был высок, черноволос и красив. Рядом с ним восседала немыслимой красоты женщина с золотыми волосами и холодными, синими глазами. Про таких говорят: красивая пара.

— Могучий Исайя ведет орды хазар на Русь, — упрямо повторил я. — Через два дня они достигнут наших границ.

— Рядом со мной сидит хазарский посол, — указал князь на низкорослого, просмоленного солнцем человека в длинных черных одеждах. — И никакой войны он мне не объявлял. Посол?

— Вранье, — твердо заверил тот. — Их кто-нибудь видел?

— Нет, — признался я. — Но мы знаем наверняка.

— Ты перепил браги, — поморщился князь. — Иди, проспись.

— Прикажи хотя бы разослать гонцов по Руси, предупредить о возможности нашествия, — взмолился я. — Не для себя прошу! Еще можно беды избежать!

— Да я тебя на конюшне запороть прикажу, щенок! — вскочил из-за стола Дадон. — Хочешь мне отношения с иностранными державами испортить?! И это после всех моих стараний и поисков мира?! Сопляк!

Он и впрямь был очень красив и статен, а оттого казался еще противней в лихорадочной ярости.

— Добрыня просил узнать, что с Владимиром, — глухо сказал я.

— Папа умер позавчера, — красивым, мелодичным голосом ответила Варвара. — Как раз во время свадебных пиршеств. Это было так досадно…

— Князь, — вновь начал я, но румяные щеки Дадона затряслись и палату наполнил визгливый, истерический вопль:

— Во-он!! Запорю!!

Я брезгливо оттолкнул бросившихся ко мне кметей, и вышел из палат. Отъехав от дворца, я в задумчивости остановился:

— Какие мысли, Танат? — спросил я. — Где будем искать Бабу Ягу?

— Бабу ищешь? — послышался рядом тоненький голосок. — Могу помочь.

Сначала я долго не мог отыскать источник этого странного писка. Что и немудрено: в нем было не больше двух вершков и сидело оно на ветви полу засохшей яблони. Вряд ли у меня достоверно получиться описать то, что я увидел, но все же попытайтесь представить себе крохотного, небритого мужичка в ватнике и кирзовых сапогах, похожего на спившегося слесаря-сантехника. В желтых зубах мужичонка сжимал окурок папиросы, а под мышкой — лук и колчан со стрелами.

— Ты кто? — не поверил я глазам.

Мужичек степенно высморкался в кулак, растер добытое по штанине и представился:

— Амур. Не видно, что ли? Вон, крылья сзади…

— А почему… такой?

— Местный колорит. Адаптация, мимикрия — называй как хочешь. Прибыл-то я сюда совсем другим. Но что делать, если вы ищите бабу только после второго шкалика… Кстати, выпить нет? Нальешь стакан — я твоей возлюбленной так, по самое оперенье засажу, что она кроме тебя никого и хотеть не будет.

— Спасибо, не надо, — отказался я. — Я хочу, что б меня полюбили, а не… по оперенье.

— Зачем же бабу ищешь? — удивился мужичек.

— Бабу Ягу, — уточнил я.

— Да ты, братец, баловник, — погрозил мне заскорузлым пальцем «амур». — Тоже можно… Только дороже выйдет.

— Ты мне только дом ее укажи, — я бросил ему серебряную монетку.

Мужичек сплюнул окурок, попробовал монетку на зуб, и тоскливо покосившись в сторону ближайшего трактира, нехотя кивнул:

— Айда за мной.

Отъехав пару верст от города, я уже начал подозревать надувательство, когда мужичек ткнул пальцем в одиноко стоящий терем:

— Тута, — и исчез.

Я постучал в широкие дубовые ворота.

— Заходи, Иван, — послышался знакомый голос Яги. — Уже идут?

— В двух днях пути, — подтвердил я. — А этот дом похуже предыдущего. Неужели наколдовать не могли?

— Я здесь ненадолго, — сухо ответила старуха. — Пришел за советом?

— Да.

— И что, ты думаешь, я могу тебе посоветовать? — вздохнула она. — Да, я могла бы уничтожить пару десятков… даже пару сотен хазар, но мои чары не идут ни в какое сравнение даже с пламенем одного-единственного дракона. Моя магия — знания. А советы… Надо остановить хазар. Русь сейчас слаба и они могут наделать много бед… Хороший совет? То-то и оно…

— Но, может быть, вы все же поедите с нами? — попросил я. — Ваша помощь нам бы сейчас очень пригодилась. Пусть пара сотен, но… С миру по нитки… Я отдам вам своего коня. Когда… Когда все закончится, вы сможете улететь на нем. Ни один хазарин вас не догонит.

— Не могу, — сурово посмотрела мне в глаза старуха. — Не держи зла на меня, Иван, но просто не могу. У меня есть куда более важное дело, что б рисковать даже в мелочах. Я должна сделать нечто, куда более важное для Руси…

— А если ее уже не будет? Руси-то? — горько спросил я. — Их — орды, а нас всего четверо. А по всей Руси — открытые, неготовые к обороне города, распоясавшиеся богатыри, обушмэнившиеся мужики… И у всех более важные дела…

— Эта беда пройдет, — заверила она. — Так бывало уже не раз… И будет… А я должна остановить настоящую беду. Должна, понимаешь? Прости.

— С Настей можно проститься?

Старуха отрицательно покачала головой и в ее глазах была холодная уверенность в собственной правоте. Что ж, наверное, она и впрямь знала то, чего не знал я. Наверное, в глубине души она даже оставалась неплохим человеком, даже после всех перенесенных ей страданий. Наверное, она понимала происходящее лучше меня… Вот только я, в последнее время разучился понимать. И научился не понимать. Легко можно было понять и ее, и Дадона, и Варвару, и нежелающих воевать богатырей, и желающих развлекаться мужиков… Для этого достаточно было их просто… понять. Но после того, как я надел кольчугу, я просто не хотел этого делать. Как Муромец, как Добрыня и Алеша. Это было куда сложнее — не понимать…

— Что ж, тогда… передайте ей от меня поклон.

— Не передам, — честно ответила она. — Не обижайся, ты должен понять…

— Нет, — сказал я. — Не пойму.

Я ехал по быстро темнеющему лесу бездумно и отрешенно. Конь ступал бесшумно, и как мне казалось, старался не касаться копытами земли. На удивление послушная и молчаливая Скилла бежала рядом, и редкие прохожие испуганно крестились, завидев нашу тройку. Я не думал о хазарах. С ними было все ясно. Завтра, или, на худой конец, послезавтра, мы, вчетвером, встретим их на русском рубеже, и постараемся, что бы как можно больше насильников и убийц оставили свои надежды на обогащение навсегда. В этом вопросе все было просто и понятно… Я думал о странностях любви. Когда-то мне довелось прочитать, что древние греки насчитывали едва ли не пару десятков разновидностей любви. Интересно знать, учитывали ли они такой парадокс, как моя. Несчастная любовь — самая сильная, самая воспетая и распространенная. Счастливая — редкость, дар богов, но никому не интересная, кроме самих влюбленных. А что со мной? Любить и даже не делать попытки оповестить ЕЕ об этом. Знать, что никогда не откроешь свое сердце даже для отказа. Чувствовать, что это любовь — истинная, единственная и… невозможная. Что все остальные в твоей жизни — если им вообще суждено быть — всего лишь жалкие тени в зареве истинного чувства. Страдать болью светлой и грустноглазой. Разве такое бывает? Бывает… Мои размышления прервал удивленный возглас Скиллы: