Ксавье Монтепен - Искатель приключений

– Извините, ваше высочество, она возвратилась бы, конечно, но меня отец отослал на несколько месяцев на берега Средиземного моря, потому что я побледнел и исхудал от бессонных ночей…

– Что же, впоследствии ваше здоровье поправилось?..

– Как нельзя лучше. Для того чтобы выздороветь, мне стоило только удалиться от моего восхитительного, но опасного вампира…

– Но когда вы выздоровели, вы, верно, вернулись в замок Ла Транблэ?

– Вернулся, ваше высочество.

– Что же тогда случилось?

– Ничего, ваше высочество.

– Призрак не являлся?

– Нет, и по очень простой причине…

– По какой?

– Отец мой – я так никогда и не смог узнать почему – велел снять и отнести в кладовую мифологические обои; я нашел во второй комнате такую же деревянную обшивку, как и в первой.

– Но ведь была и третья комната?

– Была, ваше высочество.

– Тоже с обоями?

– С обоями, и в ней-то поместили меня в тот вечер, когда я возвратился в замок Ла Транблэ.

CXCV. Третьи обои

– Обои в третьей комнате, – продолжал Рауль, – были самой странной и любопытной вещью, какую только можно вообразить. Они были сделаны в эпоху очень отдаленную, и мне невозможно определить время точным образом. Они представляли царицу Савскую, приносящую подарки царю Соломону. Наивный рисовальщик, по рисункам которого были сделаны эти обои, придал большей части лиц угрюмые и свирепые физиономии. Соломон – великий Соломон!.. – несмотря на свой восточный костюм, больше походил на атамана разбойников, нежели на царя иудеев, мудрость и красота которого вошли в пословицу. Придворные его напоминали отставных солдат, а иерусалимские дамы имели вид женщин легкого поведения. Среди всей этой странной обстановки одна царица Савская представляла черты тонкие и приятные, исполненные прелести и правильности. Ее большие темно-голубые глаза, несколько продолговатые, были осенены длинными черными ресницами. Так же, как и у Венеры, волосы у ней были светло-русые, удивительно густые и вьющиеся. Словом, чтобы дать полное понятие о ней, я скажу, что, заимствовав самые очаровательные прелести у каждой из красавиц, составляющих украшение и радость ужинов вашего высочества, и соединив все эти прелести в одной женщине, нельзя было бы получить более совершенный, более гармонический образец красоты, какой представляла собою молодая царица Савская.

– О! О! – весело перебил Рауля регент. – Вы были соперником вашего прадеда, а теперь хотите сделаться соперником царя Соломона!! Берегитесь, кавалер, мы вас назовем влюбленным в обои.

– Я принужден вывести ваше высочество из заблуждения, – отвечал Рауль, – на этот раз дело идет не о любовном приключении.

– В таком случае я отказываюсь от своих слов и прошу вас продолжать.

Рауль поклонился и начал:

– В моей фамилии существовало довольно странное предание насчет последних обоев, которые я имел честь описать вашему королевскому высочеству; но прежде я не слыхал об этом предании, и мне рассказал его старый слуга уже Б то время, когда я перешел в третью комнату.

Предание это утверждало, что один из моих предков, возвратясь из второго крестового похода, привез с собою портрет царицы Савской, портрет подлинный, неопровержимый, который со времен царя Соломона, как бесценное сокровище, хранился, переходя от отца к сыну, в одном иудейском семействе, жившем в окрестностях Иерусалима. Предание не говорило, купил ли предок мой этот портрет или насильно завладел им. Впрочем, это была неважная подробность. Вернувшись во Фракцию и в свое поместье с этой драгоценной находкой, предок мой поспешил заказать обои, в которых царица Саба должна была представлять главное действующее лицо. Обои были сделаны и прибиты на стену. С того времени оригинальный портрет исчез, а обои остались…

– Итак, – спросил регент, – черты, воспроизведенные на обоях вашего замка Ла Транблэ, действительно черты той царицы, которую царь Соломон любил более всех?

– Так, по крайней мере, утверждает предание, и скоро, я думаю, ваше высочество не будете более в этом сомневаться…

– Продолжайте, кавалер, – сказал герцог Орлеанский, – я вас слушаю… Мы все слушаем вас с неослабевающим интересом…

– Ночи охоты и любви в двух первых комнатах, – продолжал Рауль. – убедили меня, что видения, хоть, может быть, и в другом роде, непременно явятся мне и в третьей комнате… поэтому я нисколько не удивился, когда в одну ночь, после того как я заснул спокойным и глубоким сном, я вдруг был разбужен звуками музыки, сначала тихой и нежной, а потом громкой и торжественной. Странный свет наполнял комнату и становился с каждой секундой все ярче и ярче. Все лица на обоях как будто оживились. Царица склонялась перед Соломоном, у ног которого эфиопские невольники складывали подарки, между тем как народ, неся на плечах своих безобразных и губастых идолов, толпился позади юной царицы. Мое пробуждение прервало эту сцену. Царица Савская перестала заниматься Соломоном и, подойдя ко мне, сказала:

– Тебе страшно?

Давно освоившись с подобными сценами, я гордо отвечал:

– Девиз моей фамилии: Транблэ не дрожит!

Этот ответ, казалось, совершенно удовлетворил царицу, потому что она тотчас сказала:

– Да, твой род силен и славен доблестными подвигами… Потому-то я и пришла к тебе…

– Кто вы? – спросил я.

Кто была она, я это знал, но мне приятно было услышать это от нее самой.

– Я Балкида, дочь Гадаба и царицы амиаритов, та самая Балкида, которая пришла из города Мареба, столицы царства Сав, предложить моя подарки и мое сердце сыну Давида, Солиману-бен-Дауду, которого вы называете Соломоном.

– Итак, царица» вы любили этого Солимана-бен-Дауда, сына Давида и Бетсабеи?..

– Более моей жизни!..

– А заплатил ли он вам любовью за любовь?..

– Он любил только одну меня.

– Уверены ли вы в этом, царица?..

– Как уверена в том, что меня зовут Балкидой.

– Как! Несмотря на его семьсот законных жен и четыре тысячи наложниц?..

– Несмотря на все это… Впрочем, когда я пришла к нему принести в дар мою любовь и мою девственность, он имел против меня ужасное предубеждение…

– Осмелюсь ли спросить, какое?

– Так как невозможно было опровергнуть красоту моего лица и стана, Солиману-бен-Дауду сказали, что у меня козлиные ноги и что я прячу их под платьем…

– И Солиман-бен-Дауд поверил этому?..

– Дурному всегда верят, особенно когда дурное нелепо и неправдоподобно…

– Как же вы оправдались, царица?..

– Мои клеветники сами доставили мне средство… Они убедили сына Давида выстроить для моего приема дворец с хрустальным полом. «Когда Балкида войдет в этот дворец, – сказали они, – она подумает, что на мраморе вода, поднимет платье и откроет свои козлиные ноги, которые докажут, что она женский демон…» Дворец был выстроен. Я пришла и, в самом деле подумав, что на полу вода, подняла платье, как предвидели мои враги, и в этом движении обнажила мои напрасно опозоренные ноги, на каждом пальце которых было по перстню, усыпанному бриллиантами, сапфирами и другими драгоценнейшими каменьями.