Фредерик Марриет - Королевская собственность

«Аспазия» простояла очень недолго в порту и снова ушла в море в Вест-Индию.

В два часа пополудни члены кают-компании собрались за общим столом.

— Ну, вот, теперь-то начнется мое мученье! — сказал Кортней, садясь за стол.

— В самом деле? — воскликнул старший штурман. — В таком случае на что же вы постоянно жаловались с самого момента, как вступили на это судно?

— Ох! То были только маленькие пустячки, а теперь, когда мы вышли в море, я заболею морской болезнью!

— Эй, доктор, неужели вы не можете ничего поделать с печенью этого господина?

— Помните, Шекспир говорит в своей «Буре»… — начал было Прайс.

— Бога ради, Прайс, не вызывайте у меня тошноты раньше времени, — перебил его Кортней, — повремените хоть, пока у меня настанет приступ, и тогда ваши перевранные цитаты окажут мне, быть может, некоторое содействие. Скажи, Билли-Питт, ты убрал в мою каюту те две банки с пикулями и маринованной капустой, о которых я говорил тебе? — добавил Кортней, обращаясь к чернокожему слуге. Этот чернокожий еще мальчуганом бежал от своих родителей в Барбадосе и поступил на английский военный корабль. Доктор Макаллан очень полюбил его, и негр считался слугою, следуя за ним с одного судна на другое. Это был весьма неглупый и своеобразный субъект: доктор научил его читать и писать, чем Билли-Питт немало гордился. Нрава он был самого веселого и добродушного и потому был всеобщим любимцем как офицеров, так и экипажа. Главною гордостью Билли было его уменье пользоваться словарем: он никогда не разлучался с маленьким карманным лексиконом и всегда был особенно счастлив, если кто-нибудь обращался к нему за справкой.

Хотя Билли-Питт был слугой доктора, но Кортней давно превратил его в своего слугу. Так как доктор, человек крайне нетребовательный и неизбалованный, постоянно обходился без слуги, а Кортней, нервный и капризный, всегда нуждался в услугах, то Макаллан, со свойственным ему добродушием, предоставил своего чернокожего в полное распоряжение лейтенанта.

На вопрос Кортнея относительно маринованной капусты, Билли отвечал отрицательно. Вследствие какого-то недоразумения этой капусты не прислали из лавки.

— Боже правый, как это досадно! Еще не было случая, чтобы мне чего-нибудь сильно захотелось и чтобы какой-то злой рок не помешал мне получить то, что я хочу. Право, я пойду к капитану и попрошу его вернуться назад в Плимут, чтобы можно было послать за этой капустой! Как вы думаете, Пирс, вернется он? — с простодушием добавил Кортней.

— А вы попытайтесь! — смеясь, ответил Пирс. Прайс открыл было рот, чтобы сказать что-то, но Кортней остановил его.

— Бесполезно, дорогой мой, у Шекспира нет ни слова о маринованной капусте!

— Да, но там сказано о мясе без горчицы, а вы без капусты теперь находитесь в положении мяса без горчицы! Все рассмеялись.

— Слышите, О'Киф, что он о вас сказал? — спросил Кортней.

— О, да, он просил, чтобы я передал ему стакан, но здесь нет чистого! Человек, подайте чистый стакан!

— Вы, О'Киф, слышите лучше, чем когда-либо!

— Но, право, доктор, вы должны занести меня в список больных: я положительно не гожусь, чтобы стоять вахту!

— Если вы докажете мне, что больны, я, конечно, напишу о вас рапорт!

— О, я докажу вам это через пять секунд. Я с таком состоянии теперь, что если бы сейчас все на судне полетело ко всем чертям, то мне это было бы все равно, а человеку в таком состоянии нельзя поручать вахту!

— Что вам нельзя поручить вахту, в этом я не сомневаюсь, — сказал Макаллан, — но я считаю этот недуг такого рода недугом, за который вас скорее следовало бы вычеркнуть из списка, чем вносить в список!

— Ха! ха! ха! Знаете, Кортней, что говорит Шекспир… — начал было по этому поводу Прайс, но в этот момент раздались слова: «Все наверх!», повторяемые боцманами у всех люков.

Затем в кают-компанию вбежал юнга и тоненьким фальцетом повторил то, что все уже слышали, не исключая даже глухого казначея.

— Ах, как это досадно! Я только что начинал чувствовать себя несколько лучше, а теперь мне станет хуже, чем когда-либо… Боже, как досадно! Я готов топать ногами от бешенства, а между тем надо идти: у капитана такой желчный характер.

ГЛАВА XVI

Вечером того же дня в общей мичманской каюте собрались мичмана. Все это были мальчики хороших фамилий: хотя в то время люди хороших фамилий редко отдавали своих сыновей в морскую службу, но капитан М. пользовался такой прекрасной репутацией, что многие родители доверили ему своих молодых людей.

В числе этих юных мичманов находился и Вилли Сеймур. На столе стояла корзинка с обломками морских сухарей, бутылка казенного рома и кувшин с содой, чтобы разбавлять ею ром. В помещении было жарко и душно, молодежь болтала и пикировалась между собой.

— Ну, скажите, чего вы там ищите, мистер Джерри Спик? — спросил один старый мичман.

— Что я ищу? Свой ужин, если вам угодно знать! Или вам кажется, что я и без того достаточно разжирел? Я убрал его сюда, в этот шкаф, когда нас позвали наверх, чтобы он не попал в вашу прожорливую пасть! — ответил Джерри.

— Смотрите, берегитесь, не то я запущу сухарем вам в голову! — воскликнул старый мичман.

— Пожалуйста, докажите ваше мужество. Вы, полагаю, надеетесь, что об этом подвиге пропечатают во всех газетах! — отозвался Джерри, который хотя и отличался слабым сложением, но зато был очень остер на язык, бывший его единственным оружием.

Вместо всякого возражения старый мичман запустил руку в корзину с сухарями.

— Держу пари на стакан грога, что вы не запустите в меня сухарем!

— Пари! — и сухари полетели в голову Джерри.

— Вы проиграли мне стакан грога, и я беру его! — сказал спокойно молоденький мичман, беря из-под носа старого мичмана его стакан грога. — Вы запустили в меня обломками сухарей, а не сухарем! — С этими словами он так же спокойно поставил перед своим оппонентом опорожненный стакан.

— Ах, вы галчонок этакий, да стоит ли с вами связываться?!

— Вот это-то именно я и старался втолковать вам все время с тех пор, как я здесь на судне! Ну, стоит ли вам, такому колоссу и гиганту, связываться с таким маленьким и тщедушным человечком, как я? Вот померяйтесь-ка с Брюсом. Он достойный вас соперник. Отчего вы его не задеваете?

— Девять часов, господа, сделайте одолжение, тушите огонь! — проговорил в это время квартирмейстер, просовывая голову в помещение мичманов.

— Хорошо, квартирмейстер, сейчас! — отозвался один из старых мичманов.

Голова квартирмейстера скрылась, но, зная по опыту, что ему не раз еще придется повторить мичманам о том, что пора тушить огни, он сел тут же за дверью на ящик и, выждав несколько минут, снова приотворил дверь и повторил прежнее.