Джеймс Клавелл - Сегун. Книга 3

Ознакомительный фрагмент

– Вы уже знаете новости?

– Вы имеете в виду – плохие? Выезжаем через шесть дней, да?

– Да. Ужасно! Позор!

– Конечно, но то, что произошло сегодня вечером, еще хуже, – мрачно изрек старый вояка. – От меня никогда не требовали оставлять мечи, никогда!

– Это оскорбление! – не без умысла добавил Ябу.

Все посмотрели на него.

– Я тоже так думаю, – нарушил общее молчание седой и суровый Сэрата Кёсио, командующий Седьмой армией. – Я еще ни разу не появлялся на людях без мечей. Я похож на какого-то вонючего торговца! Я думаю… Э-э-э… приказ есть приказ, но некоторые приказы лучше бы не отдавать.

– Совершенно верно, – поддакнул кто-то. – Что бы сделал Железный Кулак, если бы был здесь?

– Он вспорол бы себе живот, прежде чем оставить мечи! Сделал бы это сегодня же вечером на переднем дворе! – предположил молодой Сэрата Томо, старший сын Кёсио, помощник командующего Четвертой армией. – Хотел бы я, чтобы здесь был Железный Кулак! Он сразу бы смекнул, что к чему, и первым вскрыл бы себе живот!

– Я думал над этим. – Кёсио хрипло откашлялся. – Кто-то должен нести ответственность – выполнять свой долг! Кто-то должен сказать, что сюзерен – это ответственность и долг!

– Простите, но вам лучше придержать язык, – посоветовал Ябу.

– Какая польза в языке для самурая, если ему запрещено быть самураем?

– Никакой, – подтвердил Исаму, старый советник. – Я согласен: лучше умереть.

– Простите, Исаму-сан, но в любом случае это наше ближайшее будущее, – выразил свое мнение Сэрата Томо. – Мы подсадные голуби для какого-то подлого ястреба!

– Пожалуйста, придержите все же языки, – повторил Ябу, пряча свое торжество, и осторожно добавил: – Он наш сюзерен, и, пока господин Судара или совет открыто не возьмут на себя полноту власти, мы обязаны ему повиноваться.

В ответ на это Кёсио посмотрел на него, невольно пытаясь нащупать рукоятку меча:

– Что вы слышали, Ябу-сама?

– Ничего.

– Бунтаро-сан сказал, что… – начал советник.

Кёсио вежливо прервал его:

– Простите меня, пожалуйста, Исаму-сан, но что сказал или чего не сказал господин Бунтаро, не важно. Верно то, что говорит Ябу-сама. Сюзерен есть сюзерен. При всем том у самурая есть свои права, и у вассала есть свои права. Даже у даймё, не так ли?

Ябу оглянулся на него, определяя серьезность вызова.

– Идзу – владение господина Торанаги. Я больше не даймё Идзу – только управитель. – Он осмотрел огромное помещение: – Все здесь, да?

– Кроме господина Нобору, – уточнил Кёсио – речь шла о старшем сыне Торанаги, которого все не любили.

– Да, так и есть. Ничего, Кёсио-сан, китайская болезнь скоро прикончит его, и мы навсегда распрощаемся с его грязными шутками, – заметил кто-то.

– И этой вонью.

– Когда он возвращается обратно?

– Кто знает? Мы даже не знаем, почему Торанага-сама отправил его на север. Лучше бы он там и оставался.

– Если бы вы страдали подобной болезнью, то не шутили бы так.

– Да, Ябу-сан. Жаль, что он болен сифилисом. Он хороший военачальник – лучше, чем Холодная Рыба, – признал Кёсио, назвав тайную кличку Судары.

– Э-э-э, – присвистнул советник. – Это ками заставили вас распустить языки. Или саке?

– А может, китайская болезнь? – съязвил Кёсио с горьким смешком.

– Спаси меня Будда от этого! – поостерегся Ябу. – Если бы только господин Торанага передумал насчет Осаки!

– Я бы покончил с собой, если бы это его убедило, – заявил молодой человек.

– Не обижайся, сынок, но ты витаешь в облаках. Он никогда не передумает.

– Да, отец. Но я совершенно не понимаю его…

– Мы все поедем с ним? Те, кто присутствует? – осведомился Ябу немного погодя.

Исаму, старый советник, внес полную ясность:

– Да. Мы поедем как сопровождающие. И две тысячи человек в полном парадном снаряжении. Чтобы добраться туда, нам потребуется тридцать дней. Выезд через шесть дней.

– Времени не много. Не так ли, Ябу-сама? – спросил Кёсио.

Ябу не ответил. В этом не было необходимости – командующий и не ждал ответа. Все примолкли и погрузились в размышления. Открылась боковая дверь, вошел Торанага, сопровождаемый Сударой. Все принужденно поклонились, Торанага поклонился в ответ и сел лицом к присутствующим. Судара, как предполагаемый наследник, устроился немного впереди него, также лицом к остальным. Нага вошел через главную дверь и закрыл ее.

Мечи были только у Торанаги.

– Мне сообщили, что кое-кто из вас говорит об измене, думает об измене, замышляет измену, – холодно обронил он.

Никто не ответил и не двинулся с места. Медленно, неумолимо Торанага переводил взгляд с одного на другого. Все сидели без движения. Потом Кёсио заговорил:

– Могу ли я почтительно спросить у вас, господин, что имеется в виду под изменой?

– Любой, кто ставит под сомнение приказ или решение своего сюзерена, повинен в измене, – бросил ему Торанага.

Спина военачальника напряглась:

– Тогда я виновен в измене.

– Приказываю вам выйти и совершить сэппуку – сразу же.

– Я это сделаю, господин, – гордо отвечал старый солдат, – но сначала публично напомню о своем праве произнести речь перед вашими преданными вассалами, военачальниками и…

– Вы лишаетесь всех прав!

– Очень хорошо. Тогда я, как хатамото, заявляю о своей последней воле. У меня за плечами двадцать восемь лет безупречной службы!

– Говорите, но покороче.

– Я скажу, господин. – В голосе Кёсио звучал холод. – Прошу разрешения заявить следующее. Первое: поездка в Осаку на поклон к этому крестьянину Исидо – измена вашей чести, чести вашего клана, чести ваших преданных вассалов, нашим традициям и вообще бусидо. Второе: я обвиняю вас в измене и утверждаю, что вы лишаетесь права быть нашим сюзереном. Третье: я требую, чтобы вы немедленно отреклись в пользу господина Судары и достойно ушли из жизни или обрили голову и удалились в монастырь – это как вам будет угодно. – Военачальник чопорно поклонился и снова сел на землю.

Все ждали, затаив дыхание: невероятное вдруг стало реальностью. Торанага резко бросил:

– Так чего вы ждете?

Кёсио внимательно посмотрел на него.

– Ничего, господин. Прошу извинить меня.

Его сын собрался встать.

– Нет! Я приказываю тебе оставаться здесь! – отчеканил старик. Он в последний раз поклонился Торанаге, встал и с большим достоинством покинул зал. Многие нервно задвигались, но всеобщее волнение и шум снова были перекрыты хриплым голосом Торанаги:

– Может, кто-то еще хочет обвинить меня в измене? Кто осмеливается нарушить бусидо? Кто решится пойти против сюзерена?