Александр Бушков - Тень над короной Франции

— Помилуйте, Анна! — воскликнул он протестующе. — я только рад… Боже мой, вот это сюрприз! Рошфор мне ни словечком не заикнулся, что вы тоже здесь…

— Значит, у него были к тому причины.

— Однако, как мне повезло, что вы по счастливой случайности явились в решающий момент…

Анна чуть повернула к нему голову, ее мелодичный голос звучал чуть насмешливо:

— Любезный шевалье, когда речь идет о кардинальской службе и выполнении поручений монсеньёра, случайностям нет места, тем более в этом деле…

— Значит, вы…

— Я должна была вмешаться, если потребуется. По-моему, момент был самый подходящий, вам пришлось плохо…

— Да что вы! — сказал д'Артаньян, к которому вновь вернулось извечное гасконское бахвальство. — собственно говоря, к тому времени, как вы появились, я их уже свернул в бараний рог, купил с потрохами и принудил к повиновению…

— Кто бы сомневался…

— Вы что, не верите? Клянусь небесами, я с ними управился, как с болванами…

— Я верю, верю… Вот, кстати, что это за странный обрывок разговора я слышала при вашем с ними расставании? О каком это сыне великого короля шла речь?

— Я вам потом расскажу, при удобном случае, — заверил д'Артаньян, покраснев. — Это одна из моих коварных уловок, которая сработала просто великолепно… Анна… Я не могу поверить, что вы здесь, со мной, и мы вот так запросто скачем бок о бок…

Она, наконец, подняла голову, и в голосе зазвучало неподдельное женское кокетство:

— Я вам успею еще надоесть, шевалье, нам еще несколько дней ехать вместе, до самого Парижа…

— Вы? Мне? Надоесть? — От волнения он потерял нить разговора. — Да это невозможно… с тех пор, как я вас увидел впервые, в Менге, вы стоите у меня перед глазами…

Девушка тихонько рассмеялась:

— Вы хотите сказать, что соизволили меня запомнить? Видевши один раз и мельком?

— Вы из тех, кого невозможно забыть, Анна…

— Даже после всех ваших похождений в Париже и побед над столькими красотками, от очаровательной трактирщицы Луизы до Мари де Шеврез?

Д'Артаньян почувствовал, как запылали у него кончики ушей. Воровато оглянувшись на слуг, отстававших на три корпуса, он растерянно пробормотал:

— Кто вам рассказал эти глупости…

— Тот, кто был неплохо осведомлен о ваших славных свершениях на тех полях, где вместо валькирий порхают амуры…

— Вздор, — сказал д'Артаньян. — сплетни, злые языки… Все это время я думал только о вас…

— Почему вдруг? — спросила она с той восхитительной наивностью, что женщинам дается так легко, а мужчин повергает в полнейшую растерянность. — У вас было столько возможностей, чтобы выбросить из головы скромную путешественницу…

Д'Артаньян был уже не тот наивный и робкий юнец, что пару месяцев назад пустился в путь из Тарба, не сделав на этом свете ровным счетом ничего примечательного. И он решился.

— Потому что я люблю вас, — сказал он из-под надвинутой на лицо шляпы, и это далось тем легче, поскольку он не видел ее лица, ее глаз и мог притвориться, что говорит с самим собой или с воображаемым предметом страсти неземной, как это частенько случается в сладких грезах.

Девушка рассмеялась:

— Самое подходящее место для объяснения в любви — пустынный берег скучного канала, шпионская поездка…

— Это звучит, как стихи, — сказал расхрабрившийся д'Артаньян. — Пустынный берег скучного канала…

— Вы, часом, не пишете стихи?

— Нет, — честно признался гасконец. — я их и не читал-то почти. Однажды, честно, попробовал сочинить… О вас.

— И что у вас получилось?

— Вы будете смеяться.

— Честное слово, и не подумаю.

— Правда?

— Честное слово, я же сказала.

— Как это ни странно, я люблю вас, Анна… — осмелился предать гласности свой единственный опыт версификации д'Артаньян.

— А дальше?

— А дальше у меня не получилось, как я ни бился, — убитым голосом сознался д'Артаньян. — Не выходит, хоть тресни…

— Должно быть, все оттого, что я не внушаю вам достаточно сильных чувств… — сказала она.

— Как вы можете так думать! Просто я… Я, честно говоря, не получил никакого образования, в нашей глуши неоткуда было взяться поэтам… Вы — другое дело, вы ведь живете в Париже…

— Детство и юность я провела большей частью в Лондоне. Так сложилось. Но вы правы, там тоже достаточно поэтов…

— Это у англичан-то? — изумился д'Артаньян. — Вот уж в чем их не подозревал, так что в сочинении стихов!

— И совершенно зря. Хотите послушать, что сочинил однажды для меня один английский поэт?

— Пожалуй, — буркнул он недоверчиво. — Посмотрим, на что они там способны…

Анна, сдвинув шляпу и открыв лицо легкому ветерку, резвившемуся над каналом, напевно, мечтательно продекламировала:

— Блаженная пора признаний затяжных!Красотки до утра готовы слушать их.А кто любви урок покамест не постиг —Пускает в ход намек, зовет на помощь стих.Хоть лето — мать утех, зиме свои под стать:Любовь — игра, доступная для всех,Чтоб ночи коротать…

Что скажете?

— Неплохо для англичанина, — великодушно признал д'Артаньян. И тут же осведомился ревниво: — Должно быть, он ухаживал за вами?

— Шевалье… Он был гостем моего отца. Мне тогда было четырнадцать лет, а ему — пятьдесят…

— А, это другое дело, — мгновенно успокоился д'Артаньян. — Пятьдесят — это уже глубокий старик…

«Решено, — подумал он. — Когда с заговором покончат и у меня будет свободное время, немедленно отправлюсь в ту книжную лавку, где у меня кредит, заплачу долги и потребую столько стихов, сколько хозяин в состоянии предоставить, пусть даже придется нагрузить книгами повозку. Черт побери, сумеет же, наверное, человек, прочитав пару сотен стихов, сам написать что-нибудь складное?!»

— Почему вы замолчали, шевалье? — с любопытством спросила девушка. — Все-таки ревнуете к призракам, существующим только в вашем воображении?

— Да что вы, — сказал д'Артаньян и перевел разговор на менее опасную тему. — Кто был тот человек, которого вы привели? Какой-нибудь высокий сановник двора статхаудера?

— Шевалье, вы совершенно не разбираетесь в нидерландских порядках… Двор, собственно, никаким влиянием не пользуется. А самые бедные и менее всего влиятельные в Нидерландах люди — государственные чиновники… Это был известный зюдердамский делец, миллионер. У него есть во Франции обширные финансовые и торговые интересы, и однажды ему сумели объяснить, что он может все это сохранить только в том случае, если будет поддерживать особые отношения с монсеньёром Ришелье… А у вас, кстати, откуда взялось столько золота? Когда я вошла, вы как раз высыпали на стол целую груду…