Александр Сурков - Пираты сибирского золота

   — Что, тяжёлый? — осклабился Тимоха и добавил: — Металла здесь 2 фунта 60 золотников и 32 доли.

   Обычно Константин Демьянович скупал золотишко очень малыми количествами по 10–30 золотников.

   Прошлогодняя покупка у Федьки Корявого была крупной, а сегодня ему предлагают значительно больше. Подсчитывая  в  уме, сколько он  выручит за  это  золото и сколько заплатит продавцу, он увидел, как Тимоха, открыв кисет, высыпал на ладонь, согнутую в пригоршню, 5 кусочков, тускло блестящих золотом. «Самородки, — мелькнуло в мозгу купца. — Не менее полфунта по весу», — отметил опытный глаз.

   Тимоха проворно ссыпал самородочки в кисет, забрал у Демьяныча тряпичный узелок с металлом, сунул за пазуху, застегнул  косоворотку и жилет, вопросительно взглянув на купца. Ну и что, мол?

—  Сколько хочешь за товар? —  волнуясь, выдохнул Константин Демьянович.

   Оба знали государеву цену. За 1 золотник давали 3 рубля 55 коп. Стало быть, 1 фунт по этой цене тянул на 1454 рубля.

   У Тимохи здесь было почти 3 фунта металла, что стоило около 4400 рублей. Тимоха молчал. Взяв себя в руки, купец предложил, чтобы Тимоха поутру явился в контору, служащих он отправит по делам, там и поговорим о цене. Здесь торговаться не место — глаз и ушей много, а уж за разговором под солёные грибочки и винцо сладим дело.

— Не обманешь? — с тревогой спросил Тимоха.

   Купец хотел двинуть вопрошающему в морду, однако сдержался и хрипло прошипел:

     — Раз ты знаешь о моих делах и сам пришёл ко мне, то будь в надёге.

   На том и расстались. Тимоха из горла допил остаток водки, взял кусок лепёшки и, зажёвывая выпитое, удалился.

Константин Демьянович в задумчивости приказал подать ещё полштофа с икоркой и луком и стал прикидывать. Три фунта золотого песку — это сезон мытарств на небольшой россыпухе золота. А полпуда? Или Тимоха набрёл на богатую яму и намыл «дикое золото», а стало быть, там ещё есть. А вдруг крупная богатая россыпь с многими самородками? Нет, этого Тимоху надо пригреть, напоить и попытаться узнать, откудова золотце. А вдруг  у него ещё более крупная заначка в металле имеется? Деньги у купца были, он мог скупить таких Тимох со всеми их потрохами. А может, разыскать этого Федьку Корявого, но что-то в посёлке его уже давно не видели. А может статься, что золото Тимохино запачкано кровью? Демьяныч перекрестился. Выпитая водка почти не брала. Мозги работали как счёты. С  каждой  отщёлкнутой  костяшкой  набегали  новые (а может быть, и давно забытые) то ли воспоминания о чём-то, то ли реально былое, а может быть, что-то такое, что и сам хозяин страшился вспомнить. Очнувшись от гама в кабаке, он кликнул полового:

— Шустовского и балычку!

   Со скоростью белки человек исполнил и удалился. Сотка коньяку дала тепло и ещё большую чёткость в тяжелеющей голове. «А вдруг этих  варнаков  (Тимоха и Федяй Корявый) целое кумпанство и при расчёте за металл они меня того?» — мысль купцу не понравилась, хотя в глубине подсознания всё же свербила какой-то неотвратимой правдой.

   Взяв ещё фужерчик и без смаку закусив балычком с лимоном, Суров истово закрестился, так как всплыло, помимо его воли, то, о чём он зарёкся вспоминать. Это видение прошлого проявилось с такой отчётливостью и ясностью, как будто случилось не 30 лет назад, а только что.

   Нагрузив пароконную телегу на мягком ходу мешками с луком, среди которых схоронил четверть спирту, он отправился  в свою первую, а может быть,  последнюю поездку к дальнему таёжному приисковому посёлку, где, по сведениям от верного человека, мешок муки стоил сумасшедших денег. Штоф водки — столько золота, что можно было рехнуться. До прииска было 500 вёрст с гаком, но желание выбиться в люди было крепче, и, вложив последние (себе оставил малость) деньги в дело, стянув  у подгулявшего на почтовой станции офицера револьвер и запасшись острым, с костяной ручкой ножом, который хранил в сапоге, Костя (так по тем временам его кликали) отправился в тайгу. Верный человек нарисовал на двух бумажках картинку, да куда, да где, да какие реки, ручьи, сопки, гари, заимки, ключи и гати. Особо рассказал, где места безлюдные, а где надо опасаться варнаков и разбойного люда. Посоветовал в торбу с припасом положить две фляжки со спиртом. Одну обтянуть кожей, а вторую, из жести, снарядить ядом. За три штофа хлебной бумажку с этой отравой тут же и вручил будущему скитальцу. На вопрос, когда и кому сподобить отраву, ответил кратко:

— Сам смекнёшь!

   Первый и второй день пути были обыкновенные. Разухабистая грунтовая дорога тянулась то ельниками, то гарями. Подъёмы сменялись спусками, когда впереди открывались огромные пространства с тёмными сопками и холмами. По безветрию в низинах одолевала мошка. На ночёвку загонял телегу так, что с дороги малого костерка для чая видно не было. Лошадям на морды вешал торбы с овсом и крепко привязывал к деревьям.

   На третий день дорога шла меж горелых сопок с чёрным сухостоем и страшными сухими корягами. Здесь была гнетущая тишина. Ни те птиц и зверья какого. Даже мошки здесь не было.

   Лошади уныло двигались, телега то скрипела, то стучала на ухабах. Костя что-то мурлыкал себе под нос. Вдруг вознице что-то почудилось — звук что-ли какой или шум. Остановив лошадей, он прислушался. Потом вдоль дороги взбежал на ближайший бугорок и, прислонившись к обгорелому дереву,  увидел внизу небольшую ватагу людей с котомками, в зипунах, малахаях. Их было четверо — у двоих за плечами ружья. В сапогах один, остальные невесть в чём — не разглядишь. Бородатые по самые глаза и только тот, что в сапогах — с чистым лицом. По походке видно, что шли давно. Звук усиливался. Видно, что-то пели то ли лихое, то ли грозное. Встреча в глухом месте с целой компанией невесть каких людей требовала поосторожиться. Бегом вернувшись к лошадям, Костя быстро сунул пистолет за пояс под суконную робу, потрогал ручку ножа за голенищем, уселся сверху на телегу и тронул коней навстречу. По мере подъёма на взгорье сердце колотилось всё сильнее. Что-то будет...

   Солнце уже перевалило далеко за полдень и грело спину вознице.

   Встретились почти на взгорке, когда до возницы стали отчетливо доноситься слова песни:

— ...Если наша доля да в тайге пропасть...

   Мужики остановились, замолчали. Остановил лошадей и Константин. Ружей с плеч не сняли, а увидев, что возница и вообще без оружия, заулыбались, и безбородый, поздоровавшись, спросил:

— Куда путь держишь, хозяин?

— Да вот хлебушка на прииск везу, а вы отколо и куда?

     —  Дело хорошее, на прииске хлеб-то кончился ещё в прошлом месяце, едят мясо да грибы с ягодами, — ответил безбородый за всех. — Вот вишь напасть какая — две лошадки были, да одна на переправе поскользнулась да её и унесло, а вторую ночью пастись отпустили, так её