Михаил Голденков - Огненный всадник

Из Риги Кмитич отправился в Вильну, где его радушно принял Богуслав Радзивилл, только что вернувшийся с Волыни. Там, в Польской Руси, армия Речи Посполитой за три последних дня июня разгромила огромное войско Богдана Хмельницкого. Абсолютно не похожий на только что вернувшегося с войны человека, надушенный и жеманный, в огромном пышном парике, Богуслав, тем не менее, приветливо встретил пропахшего кабачным табаком и элем Кмитича, приняв его за человека, близкого по духу, и пообещал уладить конфликт, на которых, он, изъездивший пол-Европы, отсидевший в Бастилии, уже собаку съел. Радзивилл, как ни умел сдерживать свои эмоции, тем не менее, с каким-то юношеским жаром стал рассказывать, как происходила грандиозная битва с Хмельницким: 100 ООО казаков и русинских крестьян Волыни при поддержке 40 ООО крымских татар и нескольких тысяч турок и румын столкнулись с армией польско-литвинских войск, ведомых королем Польши и великим князем Литвы Яном Казимиром.

— Нашего войска было effective[4] восемьдесят тысяч, — рассказывал Богуслав жадно слушавшему его Самуэлю, насыщая свою речь латинскими словечками. — Раненько в среду под Козином я увидел огромные клубы пыли, и следом за этим показался неприятель. Это была Орда, а казаки подошли значительно позже. Даже не выводя свою пехоту в поле, мы били их до самой ночи довольно-таки felici successu [5] Затем 29 июля, в четверг, Орда снова пошла на Козино. В полдень они атаковали нас еще большими силами и захватили немецкую гусарскую хоругвь. Тогда Любомирский, Сапега и я вдарили по ним и победили, потеряв с нашей стороны писаря польнага коронного пана Каза-новского и старосту люблинского Осалинского. В пятницу король вывел в поле всю пехоту, артиллерию и конницу, оставив в обозе венгров. Наготове стояли мы от трех часов утра до десяти, ничего не видя в густом тумане. И тут… Показались, негодяи. И татары, и уже примкнувшие к ним казаки. Всего 180 ООО! С громкими криками пошли они в атаку. Но, приблизившись, остановились. Вишневецкий первым атаковал их, но два часа боя ничего не дали. Затем пан Пшиемский вдарил из своих пушек, а я пошел вперед с наемной кавалерией и пехотой. Вишневецкий вел восемнадцать конных рот. В центре шел сам Ян Казимир. Мы стали теснить их. И вот тут-то Отвино-вский заметил зеленое знамя Крымского хана. По нему стали прицельно бить наши пушки. Татары падали и разлетались в стороны, как щепки, под нашими ядрами, убило родственника хана, а сам хан в панике бросился бежать после того, как один из моих эскадронов с правого крыла дал залп из мушкетов по этим басурманам. Все ордынцы спешно отступили, силой прихватив с собой и Хмельницкого. Остались одни казачки. Ими командовал Джалали, но его не то убило, не то ранило, и на замену пришел Иван Богун. Казаки в тот момент подумали, что у них командования вообще нет, и в панике бросились бежать. Многие ордынцы и казаки, убегающие, maxima clade caesi [6], особенно в одной роще, где мы их положили до восемнадцати сотен. Тридцать тысяч порубали в капусту в итоге! В обозах мы нашли много убитых татарских и русинских женщин и даже детей. Innoxia corpora [7]. Эти идиоты потащили in salvo[8] с собой семьи! Тем не менее, in casum [9] — полная победа! Но, думаю, ошибка нашего Яна Казимира все же в том, что он не продолжил преследования и не добил казаков до конца. Чувствую, еще повоюем с ними. Кстати, мне достался как трофей ханский гривастый конь и ханская колесница…

Кмитич с интересом слушал и не знал, радоваться ему или огорчаться. Действительно, победа над Хмельницким была одержана грандиозная, но Кмитичу было жаль братьев русин.

— Не от хорошей жизни восстали они, пусть это восстание и прошлось смерчем по нашим городам и вескам, — говорил Кмитич Богуславу, но тот лишь снисходительно улыбался и возражал:

— Разбойники, они и есть разбойники и воры. Главным требованием этих бандитов было уровнять их со шляхтой, по сути, сделать этих негодяев дворянами! Разве на такое можно было пойти королю?..

Далее Богуслав рассказывал про Париж, Лондон, и Кмитич завистливо вздыхал:

— А я вот дальше Голландии пока не был. Ну, и как там, парижский свет?

Богуслав почему-то брезгливо при этом скривился:

— Пьют и развратничают. Тоска смертная, мой любый сябар. В Париже, правда, это проходит более изысканно, а в Лондоне грубей и проще. У нас все намного интересней. Парижский придворный свет, кажется, существует сам для себя. Придворные, в принципе, бесталанные люди, каждый день стремятся как можно дольше светиться при дворе. Если кто-то заболел и пропустил пару дней, то уже в панике — ах, вдруг меня забыли! Интриги, любовные треугольники, дуэли… Развлечений не так уж и много…

— Но я все равно хотел бы увидеть блеск Парижа, — отвечал Кмитич, который всегда любил дорогу и путешествия, — у нас же все равно нет своего аналогичного двора.

— И слава Богу! — махал рукой, смеясь, Богуслав. — А то и у нас было бы пару тысяч ленивых бездельников, обивающих порог виленского дворца. У нас же Республика, мой друг! Это здорово! Я бы вот что сделал — вообще упразднил бы даже юридическую силу в Княжестве польского короля. Это сделало бы нашу шляхту еще более здоровой.

«Возможно, он прав», — думал Кмитич…

Две недели провел Кмитич у Радзивилла в Вильне, потом оба направились к Михалу в Несвиж, и уже оттуда осенью оршанский войт вернулся в Оршу с «официальным» документом офицера артиллерии. Но за время, проведенное в Амстердаме и Риге, оршанский князь многому научился, и сказать, что обманом стал канониром, никак было нельзя.

— Давно? Учились, спрашиваю, давно? — переспросил Боноллиус.

— Ну, так! — закивал Кмитич. — Уже почти четыре года прошло. У самого Казимира Семеновича учился в Амстердаме!

— Неужели?! — приподнял темные дугообразные брови Боноллиус, с удивлением вынимая свою трубку изо рта. — У самого Семеновича?!

— Так, панове!

— Повезло, — покачал завистливо головой Обухович, — читал его книгу «Великое искусство артиллерии». Ну а что с ним случилось? Почему генерал-лейтенант умер так хутко? Не то убили, не то сам подорвался?

Кмитич лишь вздохнул и развел руки в стороны. Смерть его кумира и учителя была и для него полной неожиданностью. Он переживал кончину Семеновича, как утрату близкого человека.

— Я тогда уже в Риге находился, — произнес Кмитич, — говорили, что Семенович экспериментировал со взрывчаткой. Но я знаю Семеновича! Осторожный и аккуратный человек! Думаю, правы те, кто говорит, что убили его завистники пиротехники, чтобы секретов их не открывал. Дело в том, что Семенович уже закончил свою вторую книгу по артиллерии.