Борис Соколов - Первая встречная

– Она хорошая баба, сэр, и выполнит поручение! – заверил Кемминг.

– Я рад за вес, Реджи, – шеф усмехнулся. – Когда мальчик будет готов, давайте его мне. Я выжму его, как лимон. И еще раз, будьте осторожны, я сообщил об операции в Вашингтон. Если сорвется – пеняйте на себя.

– Не сорвется, ручаюсь головой, – уверенно сказал Кемминг.

– В Амане и Бейруте вы так же ручались этой не самой важной частью своего тела, – с иронией напомнил атташе. – И меньше пейте. Здесь это опасно. Генерал Брэдли перед встречей с русскими всегда принимал флакон минерального масла. Последуйте этому примеру, если не можете не пить!

Каждый раз, когда он хотел уколоть Кемминга (как будто другие пили меньше его), он вспоминал о неудачах, стоивших уйму денег и сыгравших в одном случае на руку Англии, а в другом – арабским националистам. После этих провалов Кемминг был убежден, что не удержится на работе, но выручил счастливый случай. Шефа назначили в Москву, особенно желающих ехать туда не было, и он взял его с собой.

– Как этот инженер? Вы передали ему «Контакс»? – вспомнил шеф.

– Да! – Кемминга даже передернуло от неприятного воспоминания.

– И что же, до сих пор он не может сфотографировать интересующую нас площадку?

Не зная, что сказать, Кемминг развел руками – видимо, трудно!

– Мне уже напоминали о срочности задания. Когда вы встречаетесь с ним?

– Сегодня вечером.

– Где?

– Там же.

– Напомните, что это сделать надо срочно.

– Есть, сэр.

– Как ведут себя наши «друзья» из Комитета безопасности? – поинтересовался шеф. – Не опекают?

– Нет, все в порядке.

– Порядке, порядке, – недовольно повторил атташе, – не доверяйте этой тишине. Они любезны и предупредительны, но мы достаточно скомпрометированы, и нам не верят. Как с Городищем?

– Выполнено.

– Убивать – это, кажется, единственное, что вы умеете, – снова съязвил шеф. – У кого вы научились этому?

– У вас, сэр, – отпарировал Кемминг.

– Неужели только этому? – холодно спросил шеф, вставая. – На завод надо послать нашего человека! – напомнил он.

Кемминг понял, что может быть свободным.

Когда он был в дверях, атташе предупредил:

– Смотрите, Кемминг, если этот мальчик сорвется – вы можете вернуться в Штаты безработным, – и, не попрощавшись, уткнулся в «Лайф»…

Сейчас, сидя в машине и вспоминая этот разговор, Кемминг дал волю накопившейся злобе. «Старый павиан! – думал он. – Хорошо, когда у тебя такие связи»…Кемминг был прав. Действительно, знакомство с Луисом Джонсоном, бывшим в то время министром обороны, и близость к «миссурийской шайке»[2] дали возможность его шефу, тогда тридцатилетнему инженеру «Кертис – Райт Корпорейшен» поступить в ФБР. Неудавшаяся провокация в Сан-Франциско[3] не отразилась на его карьере, наоборот, правящая верхушка увидела в нем человека, не брезгающего ничем для достижения поставленной цели, и он был переведен на военно-дипломатическую работу. «Закон о Центральном разведывательном управлении», подписанный Трумэном в сорок девятом, открыл огромные возможности и широкое поле деятельности. Латинская Америка сменилась Южным Вьетнамом, потом хитро закрученными интригами в Иордании и Сириии, продолжительной поездкой в Италию и, наконец, в СССР! После провалов в Аравии Кемминг думал, что с шефом кончено, но тот выкрутился, да еще вытащил и Кемминга. И это несмотря на шум, поднятый «Нью-Йорк таймс», «Нью-Йорк уорлд телеграф» и другими крупными газетами. Нет, связи его, не смотря на ошибки и уход с арены дружков, крепли. Кемминг не любил шефа и глухо, безнадежно завидовал ему, хотя и отдавал должное его уму, энергии и изворотливости.

Перед отъездом в эту чертову страну шефа и его принял «сам». Совладелец крупной адвокатской фирмы, ставленник и любимец Уолл-стрита, сутуловатый, начинающий полнеть мужчина, с крупным лошадиным лицом и мутными белесыми глазами, посмеялся над наивностью русских, давших «агреман» на назначение шефа военным атташе, короткими, отрывистыми словами объяснил обстановку и наметил план работы. За внешней простотой, демократичностью и панибратским похлопыванием по плечу собеседника угадывался жестокий, безжалостный хищник, цепко держащийся за власть и возможность диктовать свои желания слабому. И как ни странно, Кемминг, поденщик, подручный этого человека, выполнявший его волю, делавший всю грязную работу, боявшийся его гнева, довольно похихикивал, когда узнавал о каком-нибудь очередном промахе. Конечно, если это не было связано с фигурой самого Кемминга и не могло отразиться на нем самом.

Заветной мечтой было сделать бизнес, отхватить кучу денег и уйти на покой. Маленький домик на Западном побережье (он даже присмотрел небольшой участок недалеко от Лос-Анжелоса), пальмы, десяток апельсиновых деревьев, вечный, неназойливый шум океанского прибоя, жаркая истома и тишина. Днем – кайф, вечером – бар, с неторопливой беседой с соседом по столику, ночь – со своей женщиной, женой, подругой – все равно. Все! Это было пределом мечты.

Плевал он тогда и на шефа и на «самого». Плевал на русских с их «тарелочками» и ракетами, на китайцев, арабов, немцев, на всех. Ради такой мечты таскался он по миру, переодевался в тряпье, считая его местной униформой, делал любые пакости, убивал, покорно терпел хамство и пренебрежение своего счастливчика шефа.

Сейчас мечта была, как никогда, близка к осуществлению. Он поставил на эту лошадку, на этого Маркова! Любыми средствами она должна была прийти первой. Он знал, что в сейфе проклятого научно-исследовательского института, где работал инженер Полонский, лежал его домик, садик, морской прибой, бар и женщина… Но инженер не мог для него засунуть туда руку. Вот потому-то в голове и возникла эта комбинация. Во всем мире это было бы несложно, стоило бы больше или меньше (все хотят иметь свой домик!), но здесь?., как она отвернула морду, эта потаскуха – он вспомнил женщину-шофера, которой дал пачку «Кемэл». Эта Гаганова, прядильщица из Калинина, сделала бизнес, о ней все время пишут в газетах, но у нее нет своей чековой книжки. Нет ее и у Николая Мамая, шахтера из Донбасса – члена большевистского конгресса. «Ого! – представив себя на его месте, ухмыльнулся Кемминг. – Я бы тогда стоил дорого». – подумал он. Нет, нет, он не понимал эту страну!.. Кемминг поднял голову – у ветрового стекла автомобиля стоял орудовец и, приложив руку к козырьку, делал ему замечания. Оказывается, он задерживал движение. Кемминг улыбнулся, развел руками – не понимаю по-русски! – и включил скорость…

Он опоздал. Полонский сидел в затемненной аллее, в дальнем углу сада, рядом с книжным киоском. В десятке метров от него, на ярко освещенной веранде, звенели стаканы, слышался говор и звуки настраиваемых инструментов, пробегали с подносами официанты, а он пугливо вглядывался в темноту, ерзал по скамейке и проклинал себя, что пришел. Увидев идущего по аллее канадца, он порывисто встал, но тут же сел.