Гэри Дженнингс - Хищник. Том 2. Рыцарь «змеиного» клинка

Ознакомительный фрагмент

— Трусливый стражник Страбона! Спасает свою шкуру!

— Почему бы ему не вернуться и не сразиться с теми демонами!

— Моя красавица дочка убита! А этот негодяй жив!

— Ненадолго! Сейчас мы это исправим!

Одвульф пытался их успокоить, но не мог перекричать разъяренную толпу. Разумеется, кодекс чести воина не позволял ему поднять меч против безоружных горожан. Я мог бы это сделать, чтобы спасти его жизнь, но толпа оказалась слишком плотной, и я не успел добраться до него вовремя. Человек, который выкрикнул: «Ненадолго!», тут же выхватил меч Одвульфа из его ножен. Мой друг в последний раз попытался что-то сказать, но тут горожанин вонзил меч прямо в раскрытый рот острогота — с такой силой, что он пронзил шею Одвульфа и вышел с обратной стороны.

Когда верный Одвульф упал с мечом, торчавшим прямо у него изо рта, словно крест над могилой, толпа, казалось, пришла в себя. Осознав, в каком ужасном преступлении они приняли участие, — и не зная, что Страбон уже не может наказать их за это, — горожане бросились вниз по лестнице и рассыпались по улице. Я медленно последовал за ними, остановившись только для того, чтобы на прощание отдать Одвульфу последний остроготский салют.

На улицах было полно народу — в основном горожане, которые остались живы. Их праздничные одежды были испачканы кровью и разорваны в клочья. Одни спешили к своим домам, другие стояли на месте; некоторые потрясенно молчали, а кое-кто громко рыдал и причитал. Были тут и воины, направлявшиеся в сторону амфитеатра, а не прочь от него, чтобы помочь своим товарищам, которые там находились. Во всей этой суматохе еще одна растрепанная и перепачканная кровью женщина не привлекала внимания. Мне даже не пришлось притворяться слабым и обессиленным, пока, спотыкаясь и бредя вокруг наружной стены амфитеатра, я добирался до входа, через который сегодня утром вошел вместе со Страбоном и своим тюремщиком. На противоположной стороне улицы находился великолепный особняк, очевидно принадлежавший какой-то знатной семье. Я толкнул незапертую наружную дверь и обнаружил в прекрасно меблированном коридоре моего дорогого, давно потерянного Велокса, на котором была надета веревка для ног и даже — не представляю, как Одвульф нашел их, — седло и сбруя. Велокс удивленно и радостно заржал, увидев меня снова. Там была еще одна лошадь, но, поскольку Одвульф уже не мог воспользоваться ею, я решил просто оставить ее — пусть будет сюрприз хозяевам, когда они вернутся обратно, если только вообще вернутся. В углу на столе были аккуратно сложены мой шлем, доспехи и плащ из медвежьей шкуры. Я призадумался, как мне все это совместить с женским нарядом, который все еще был на мне, и тут вдруг заметил человека, который испуганно смотрел на меня из-за внутренней двери.

Я сделал ему знак так властно, словно был здесь полноправным хозяином, и он подошел ко мне шаркающей походкой — старый слуга, который остался присмотреть за домом, пока вся семья развлекается. Он, должно быть, был сбит с толку, когда Одвульф привел в жилище двух лошадей, но теперь он пребывал в еще большем замешательстве, увидев молодую женщину-амазонку, которая приказала ему сбросить тунику, шоссы и кожаные башмаки. Поскольку я все еще держал в руке окровавленный меч, старик не стал сопротивляться и поспешил подчиниться. Он стоял, дрожа от страха или от холода, когда я забирал у него одежду.

Чтобы уберечь беднягу от очередного потрясения, я укрылся между лошадьми и снял свое платье. Украшенную драгоценностями фибулу, золотую цепочку и верный бронзовый нагрудник я упаковал в седельные сумки, притороченные к седлу Велокса. Туника и шоссы старика оказались мне впору; башмаки были слишком большими, но мне не придется много ходить в них, а для езды верхом на лошади они годились. Одевшись, я приказал сторожу, чтобы тот помог мне надеть доспехи. После этого я нацепил шлем и накинул на плечи плащ. Поскольку у меня не было ножен, я привязал петлю к рукоятке меча и повесил его на луку седла. Свое пропитанное кровью платье я кинул старику, на тот случай, если у него не было другой одежды, надо же бедняге хоть чем-то прикрыть тощие дрожащие ноги. Я подвел Велокса к наружной двери, приоткрыл ее и подождал, пока на улице не будет видно воинов. Затем повернулся к слуге и сказал:

— Та вторая лошадь, старик… передай своим хозяевам, что это им подарок от Тиударекса Триаруса.

Затем я вывел Велокса наружу, вскочил на него и пустился галопом — на запад, в глубь страны, подальше от моря.

На фоне царившего в городе всеобщего смятения еще один спешащий куда-то на коне всадник привлекал к себе не больше внимания, чем до этого обессиленная женщина. Проезжая мимо какого-нибудь воина или же поста, я просто кричал им: «Gaírns books! Срочное послание!» — и никто из них не остановил меня. Когда я таким образом благополучно миновал последний пост на окраине города, то пустил Велокса рысью.

Мой побег удался!

Так вот и получилось, что я, лишенный прибежища, снова пустился в путешествие один, как это произошло со мной когда-то в Кольце Балсама, в бытность мою совсем еще ребенком. Моим единственным оружием был украденный меч, не очень-то подходивший мне по размеру. Великолепный гуннский лук и стрелы Вайрда пропали, так же как и все остальные мои вещи, кроме тех, которые я оставил в Новы. Однако не забывайте про золотую цепочку Амаламены с крестом-молотом, которую можно было превратить в деньги. Стояла зима, и путешествие мне предстояло непростое и долгое, но у меня имелся необходимый опыт. И к тому же я не ожидал никаких непреодолимых препятствий на своем пути к Теодориху.

— И какую же великолепную историю я расскажу ему! Я мог, не опасаясь, восклицать это во весь голос.

Рядом не было никого, кроме Велокса, но лошадь насторожила уши, словно внимательно прислушивалась к моим словам. Поэтому я продолжил:

— Подумать только — я убил Страбона, совсем как Теодорих убил короля сарматов Бабая. Пожалуй, Страбон не настоящий король, а самозванец. Но все равно — я убил сильного противника, претендента на титул короля остроготов. Больше того, возможно, я спас от власти жестокого тирана не одних только готов.

На этом месте я замолчал, потому что вынужден был признать: увы, за это славное деяние и мой побег остальные заплатили слишком высокую цену. Только боги знают, сколько жителей Константианы я принес в жертву для достижения своей цели — не считая шести тысяч злополучных эрулов. А я еще потерял доброго и верного товарища: Одвульф пал от руки горожанина. Однако хоть я и горевал о его гибели, но даже в этом были свои плюсы. Теперь мне не придется больше изображать Сванильду и всячески изворачиваться в зависимости от ситуации. И когда я снова присоединюсь к Теодориху, мне не придется давать ему никаких объяснений относительно того, кто я такой на самом деле.