Артуро Перес-Реверте - Золото короля

— Вы обмишулились, сударь, — со всевозможной учтивостью проговорил он. — Эти достойные господа — не те, за кого вы их принимаете.

Стали подтягиваться, окружая нас, зеваки — две потаскухи под ничего не скрывающими покрывалами, темная личность из тех, кого в трущобах Мадрида называют хаке, какой-то пьяница, державший бутылку величиной с пасхальную свечу, какие носят на крестный ход. Сам Гарсипосадас-Гренок высунул нос из-под арки. Присутствие публики привело альгвазила в еще большее раздражение.

— А вы, сударь, зачем суетесь со своими объяснениями, куда не просят? Без вас как-нибудь разберусь.

Стоявший рядом со мной Гуадальмедина прищелкнул языком, явно теряя терпение.

— Не робей, ребята, — подбодрил нас некто скрытый во тьме и в толпе. Послышались смешки. Народу прибывало. Одна часть любопытных держала сторону правосудия, другая и более многочисленная в отборных выражениях советовала спуску полицейским не давать, а наоборот — задать им жару.

— Именем короля вы арестованы.

Ничего хорошего нам это не сулило. Гуадальмедина переглянулся с Кеведо и закинул плащ на плечо, высвобождая правую руку.

— Не в моих правилах терпеть подобный произвол, — молвил он.

— Свои правила, сударь, — тотчас отозвался альгвазил, — можете засунуть себе… знаете, куда?

После этой любезности столкновение стало неизбежным. Что же касается моего хозяина, то он помалкивал и не терял спокойствия, поглядывая на человека с жезлом и на его подручных. Даже в полумраке его орлиный профиль и густые усы выглядели весьма внушительно — или, по крайней мере, так казалось мне, хорошо знавшему капитана и представлявшему, чего от него ждать. Я ощупал рукоять своего кинжала, в очередной раз пожалев, что не ношу шпагу: нас было четверо против пятерых. Даже и не четверо, спохватился я с горечью, а три с половиной: две жалкие пядиnote 13 моего клинка нельзя было брать в расчет в полной мере.

— Попрошу сдать оружие, — приказал альгвазил. — И следовать за мной.

— Напрасно вы так… — сделал Кеведо последнюю попытку договориться. — Я — рыцарь ордена Сантьяго…

— А я — Папа Римский.

Было совершенно ясно, что представитель закона намерен добиться своего во что бы то ни стало: мы ненароком забрели на его делянку, и на происходящее во все глаза взирала его паства. Четверо стражников обнажили шпаги и двинулись вперед, охватывая нас широким полукольцом.

— Если пробьемся и нас никто не узнает, это дело завтра же будет предано забвению. — Гуадальмедина прикрывал лицо плащом, и оттого голос его звучал сдавленно. — Если же нет, помните, господа: ближайшая к нам церковь — собор Святого Франциска.

Стражники, в своих черных одеяниях казавшиеся порождениями тьмы, меж тем приближались. Зрители под аркой хлопали в ладоши, радуясь представлению.

— Покажи им, Санчес, где раки зимуют, — весело крикнул кто-то из них, обращаясь к альгвазилу.

Тот неторопливо, сохраняя полнейшее самообладание, засунул за пояс свой жезл, правой рукой извлек из ножен шпагу, левой — достал длинноствольный пистолет.

— Считаю до трех, — сказал он, делая шаг вперед. — Раз…

Дон Франсиско де Кеведо мягко отодвинул меня в сторонку, оказавшись между мной и стражниками.

Гуадальмедина поглядывал на стоящего к нему боком капитана Алатристе, а мой хозяин невозмутимо пребывал на прежнем месте, прикидывая расстояние до стражников и очень медленно поворачиваясь всем телом к тому, кто был к нему ближе всех, но при этом не выпуская из поля зрения остальных. Я заметил, как граф, отыскав глазами стражника, на которого смотрел мой хозяин, тотчас перевел глаза на другого, как бы окончательно выбрав себе противника.

— Два…

Кеведо, пробормотав сквозь зубы свое излюбленное «Придется подраться», отстегнул пряжку плаща и обмотал его вокруг левой руки. Гуадальмедина свой плащ сложил втрое, приготовясь защищать им корпус от ударов, которые, судя по всему, должны были посыпаться градом. Я отодвинулся от дона Франсиско и сделал шаг к своему хозяину: тот уже взялся за эфес шпаги, а пальцами другой руки поглаживал навершие кинжала. До меня доносилось его размеренное, нимало не учащенное дыхание. Вдруг пришло в голову, что уже несколько месяцев — со дня взятия Бреды — не приходилось мне видеть, как он убивает человека.

— Три! — Альгвазил поднял пистолет и повернул голову к зевакам. — Именем короля!.. Да свершится правосудие!

Он еще не успел договорить, как Гуадальмедина разрядил в него свой пистолет, и от выстрела в упор альгвазила откинуло назад. Раздался женский вскрик, во мраке прошел по рядам зрителей гул ожидания, ибо наблюдать за тем, как режутся ближние твои, есть исконная забава испанского народа. В тот же миг Кеведо, Алатристе и Гуадальмедина выхватили шпаги, и семь обнаженных клинков сверкнули, столкнулись, лязгнули, высекая искры, стражники закричали «Именем короля! », загомонили зрители. Обнажив кинжал, я видел, как одного стражника граф в мгновение ока полоснул по руке, другого Кеведо ткнул в лицо, и тот, обливаясь кровью — а было ее, надо сказать, будто свинью закололи — отшатнулся к стене, зажимая рану, а третьему капитан молниеносным выпадом всадил в грудь две пяди Толедской стали и тотчас извлек клинок едва успев сказать «Матерь Божья», стражник повалился наземь, и кровь, черная, как тушь, толчками хлынула у него изо рта. Увидав, какая судьба постигла его товарищей, четвертый, недолго думая, бросился было прочь, но не преуспел в своем намерении — Алатристе заступил ему дорогу. Тут и я спрятал в ножны свой бесполезный кинжал и проворно подобрал валявшуюся на земле шпагу — ее выронил альгвазил, — поспев как раз вовремя: двое-трое зевак, введенные в заблуждение первоначальным развитием событий, решили поддержать стражников, однако все было кончено так стремительно, что они замерли и затоптались на месте, в растерянности переглядываясь, ибо Алатристе, Кеведо и граф со шпагами наголо выказывали полнейшую готовность к продолжению. Я примкнул к ним и стал в позицию, и рука моя, сжимавшая шпагу, дрожала — но не от страха, а от боевого задора: я бы отдал душу дьяволу, чтобы принять участие в стычке. Однако охота вмешиваться у зевак прошла: они благоразумно держались в сторонке, бормоча себе под нос в том смысле, что руки, мол, марать неохота, и что, мол, погодите, попадетесь нам еще. А мы отступили, не поворачиваясь к ним спиной и оставив на поле боя наголову разгромленного противника: один стражник убит наповал; упавший навзничь альгвазил если еще и дышал, то — на ладан; раненный Гуадальмединой зажимал, как мог, рассеченное предплечье, а пораженный клинком дона Франсиско, обливаясь кровью, стоял на коленях у стены.