Георг Борн - Анна Австрийская, или три мушкетера королевы. Том 2

Как-то вечером к Люксембургскому дворцу подошел босой монах, внимательно огляделся и вошел в подъезд.

Он, видимо, только что пришел в город.

На нем была черная запыленная ряса, из-под накинутого на голову капюшона почти не было видно загорелого лица, по которому всякий узнал бы в нем итальянца. Он опирался на толстую палку и удивленно озирался вокруг.

К нему подошел лакей и спросил, что ему надо?

— Ведь это дворец королевы Марии Медичи? — спросил монах на ломаном французском языке.

— Да, только вы-то кто такой и что вам здесь нужно? — довольно дерзко спросил лакей.

Монах строго взглянул на него и повелительно сказал:

«Доложите королеве о брате Франциско из Фазенского монастыря».

Лакея удивил такой тон, но он сейчас же отправился доложить о госте.

Вслед затем явилась одна из дам королевы-матери, чтобы проводить монаха в комнаты ее величества. Мария Медичи пожелала увидеть монаха.

Они остались вдвоем. Она отпустила своих дам и даже сама удостоверилась, нет ли кого-нибудь в соседней комнате. Ей, вероятно, нужно было поговорить с монахом о секретных вещах.

— Здравствуйте, святой отец! — очень почтительно сказала она, — подойдите ближе и скажите, зачем вы пришли ко мне?

— Я пришел издалека, ваша светлость, из Фазенского монастыря.

— Я знаю ваш монастырь, святой брат. В его стенах один из моих дальних, очень богатых предков, — сказала Мария Медичи.

— Этот член нашего благочестивого Ордена был богат только до тех пор, пока принадлежал миру, — перебил монах.

— Да, святой отец, его богатство перешло Ордену.

— Вы обращались к настоятелю нашего монастыря и просили порошок, который мы несколько раз присылали вашей предшественнице и вам, — начал монах, — тот белый, бесцветный порошок, которого нет ни в одном монастыре, его делают из цветной пыли и цветочных семян, вы знаете его действие.

— Порошок нужен не для меня лично, святой отец, а для одной важной цели. Вы знаете, в мире есть враждебные человеку существа, для одного-то из них он и предназначается.

— Настоятель не приложил письма, ваша светлость, потому что оно легко могло бы попасть в чужие руки, он поручил мне передать порошок вам лично. Мое дело кончено теперь, и я сегодня же ночью уйду из Франции.

Мария Медичи взяла флакон с порошком, имевшим страшное, смертельное действие.

— Благодарю вас, святой отец, передайте вашему настоятелю вот это в благодарность: тут пятьсот дукатов. Вы сможете возместить, взяв немного из этой ничтожной суммы, свои издержки в пути.

— Я, собственно, не имею права иметь при себе золото, ваша светлость, — сказал монах, с жадностью, однако, схватив два кожаных кошелька, — но об этих деньгах, наверное, никто не узнает, а сегодня, уверяю вас, странствующему монаху никто уже не даст ночлег и хлеб даром. Свет заполонили алчность и скупость, нам нельзя уже исполнять наши старинные заповеди, иначе пришлось бы умереть с голоду.

— Отдохните, святой отец, и подкрепитесь на дорогу, — сказала Мария Медичи, закончив на этом разговор, так как в комнату вошел ее младший сын Гастон, герцог Орлеанский, и с удивлением посмотрел на монаха. — Благодарю вас за известие, передайте вашему почтенному игумену уверение в моей благосклонности.

Монах поклонился и ушел.

Мария Медичи спрятала за корсаж яд, который любила употреблять и ее предшественница Катерина, когда хотела устранить неприятных ей людей.

Яд Медичи заключался не только в белом порошке без вкуса и запаха, а и еще в одном, не менее действенном, средстве: в измене, в умении прекрасно убеждать, в тайных интригах, с помощью которых она действовала наверняка и устраняла тех, кто стоял на ее дороге.

— Зачем приходил этот монах? — спросил Гастон Орлеанский, оставшись вдвоем с матерью.

— Он принес мне одну вещь, которая нам очень пригодится, если этот кардинал, этот милостынераздаватель, вытащенный мною из ничтожества, в самом деле вздумает подставить нам ногу, — ответила Мария Медичи.

— Он или мы, ваше величество. Теперь все дело в этом.

— Вы уже виделись с Марильяком, Гастон?

— Он был у меня около часа назад.

— Говорили вы ему, что после свержения кардинала мы сделаем его министром?

— Я дал ему это понять.

— Что же он?

— Решается поднять восстание.

— Хорошо. Этот маршал пользуется большим влиянием, у него много союзников, — сказала королева-мать. — Вы говорили с маркизом де Сен-Марсом?

— Я сейчас жду его, ваше величество.

— Надо удостовериться в нем. Когда в одно время в трех разных местах поднимутся недовольные и возьмутся за мечи, король не станет больше медлить и сместит этого ненавистного всем человека, или привлечет его к ответственности за его ужасный произвол. Еще не потеряна для вас надежда, Гастон, вступить на престол после смерти вашего брата. Но надо сначала очистить этот трон от сорной травы. Я решаюсь, если кардинал осмелится открыто действовать против нас, не останавливаться ни перед чем, чтобы столкнуть его с дороги для блага государства.

— Трудно будет справиться с ним.

— Придется употребить то же средство, которое он сам часто употреблял. Кардинал нередко прокладывал себе дорогу подкупом, можно также использовать его врагов, герцог. Ришелье дал нам в этом отношении полезные уроки.

В голосе королевы-матери слышалась непримиримая ненависть.

— Приготовления продвигаются, подавленное до сих пор возмущение начинает прорываться. На этот раз не мы будем побеждены, — сказал герцог Орлеанский. — Надо действовать осторожно и бить наверняка, а то его эминенция в последнюю минуту, пожалуй, разом опрокинет все, что мы с таким трудом и так долго воздвигали.

— Главное — склонить на нашу сторону короля.

— Бьюсь об заклад, что брат Людовик давно уже в душе не терпит своего могущественного министра, — продолжал герцог, — ведь он стремится быть выше короля. У Людовика только не хватает духу раздавить разом опасную змею, что ж, освободят его от нее другие. И он вздохнет с облегчением.

— Этот хитрый паук умеет так заманивать моего сына в свои сети, что отнимает у него всякую возможность шевельнуться и действовать по своей воле. Прикрываясь желанием делать все к лучшему, кардинал умело прячет свои когти, придавив короля своим влиянием, как тисками. Его нужно устранить, сила его растет вместе со страхом, который он внушает народу. У него везде шпионы. Как знать, быть может, и у нас во дворце есть кто-нибудь из его приверженцев.

— Мы употребим против него такое же оружие, и таким образом его легче всего будет низложить, — сказал герцог.

— Вы, вероятно, приняли уже какие-нибудь меры?