Вальтер Скотт - Вальтер Скотт. Собрание сочинений в двадцати томах. Том 14

— Разумеется, я говорю это в шутку, — добавил судья, — не желая запятнать репутацию ни достопочтенной графини, ни преподобного доктора. Просто я думаю, что разговор между ними, возможно, не имел никакого отношения к государственной измене. Что же касается доводов прокурора относительно побега молодого Певерила и вооруженной силы, им примененной, то я уверен, что, когда такие вещи происходят в цивилизованной стране, их легко доказать и что мы с вами, джентльмены, не должны принимать на веру ничего, что не доказано. В отношении же третьего обвиняемого, этого Galfridus minimus [99], — продолжал он, — я не могу найти даже тени подозрения против него. Смешно думать, что это недоразвитое существо очертя голову бросилось бы в гущу политических интриг, а тем более — военных хитростей. Стоит лишь взглянуть на него, как станет ясна вся абсурдность подобных предположений, ибо существо это по своему возрасту больше подходит для могилы, чем для заговора, а по росту и внешности — скорее для кукольного театра, чем для тайных козней.

При этих словах карлик пронзительно завизжал, уверяя судью, что он, каков он там ни есть, принимал участие в семи заговорах во времена Кромвеля вместе, гордо добавил он, с самыми высокими людьми Англии. Бесподобный вид, с которым сэр Джефри Хадсон сделал это хвастливое заявление, вызвал хохот во всей зале и придал еще более смешной оборот делу, так что единогласное решение присяжных, признавших подсудимых невиновными, было оглашено перед смеявшейся до слез толпой.

Обвиняемые были освобождены. С живейшим сочувствием смотрели многие, как сын бросился в объятия отца и как потом оба дружески подали руки бедному товарищу по несчастью, который, подобно маленькой собачонке, очутился наконец между ними и своим хныканьем вымолил себе свою долю участия и радости.

Таково было необычное окончание этого процесса. Карл думал было похвалиться этим перед герцогом Ормондом, ибо он сам способствовал спасению обвиняемых от строгости законов, но с изумлением и досадой вынужден был услышать холодный ответ его светлости, что он рад освобождению несчастных, но предпочел бы, чтобы король помиловал их сам, а не через судью, который прибегал к уловкам, словно жонглер, манипулирующий чашками и шарами.

Глава XLII

…Я свалил бы

В бою таких с полсотни.

Без сомнения, многие из зрителей, присутствовавших на описанном нами судебном процессе, с удивлением следили за ходом дела и заключили, что ссора между судьей и прокурором была подстроена нарочно, с целью провалить обвинение. Однако, хотя судейских чиновников и заподозрили в тайном сговоре, посетители суда, в большинстве своем люди умные и образованные, давно подозревавшие, что дело о заговоре папистов — всего лишь раздутый мыльный пузырь, обрадовались, увидев, что обвинения, основанные на доносах, из-за которых было пролито столько крови, теперь, во всяком случае, можно опровергнуть. Но совсем по-иному смотрела на это чернь, заполнившая и двор прошений, и залу и даже толпившаяся на улице: она считала, что судья и прокурор сговорились помочь обвиняемым ускользнуть от наказания.

Оутс, который и по меньшему поводу мог довести себя до исступления, ринулся в толпу, надсадно крича:

— Они подде-ерживаают за-аговор! Они хотят скры-ыть за-аговор! Судья и прокурор сговори-ились спасти заговоорщиков и папи-истов!

— Это все штучки папистской блудницы, герцогини Портсмутской, — раздался чей-то голос в толпе.

— Или самого Раули, — подхватил другой.

Если уж ему так хочется погубить самого себя, то пускай идет ко всем чертям! — вскричал третий.

— Судить его! — завопил четвертый. — Судить за участие в заговоре против самого себя! Судить и повесить in terrorem! [101]

Между тем сэр Джефри, его сын и маленький их товарищ покинули залу суда и направились на Флит-стрит, где жила теперь леди Певерил. В последнее время ей сильно облегчила тяготы жизни одна юная особа — не просто истинный друг, но сущий ангел, как выразился сэр Джефри, успевший пока только это сообщить Джулиану, и теперь она, конечно, с нетерпением ожидала мужа и сына. Жалость и мысль о том, что он, сам того не желая, обидел бедного карлика, заставили честного кавалера пригласить с собою и Хадсона.

— Я знаю, — сказал он, — что леди Певерил живет очень стесненно; но, верно, у нее найдется какой-нибудь шкаф, где можно будет устроить этого маленького джентльмена.

Карлик отметил про себя и эти слова, хотя они были вызваны самыми лучшими побуждениями, и решил, так же как и по поводу неуместного напоминания о пляске на столе, при первом же удобном случае серьезно объясниться с сэром Джефри.

В тот момент, когда они появились у выхода, все взоры устремились на них — прежде всего из-за самих событий, героями которых они были, но также и вследствие того, что, по выражению одного шутника из юридической корпорации, они напоминали три степени сравнения: большой, меньше, самый маленький. Не успели они сделать и двух десятков шагов, как Джулиан заметил, что толпа следует за ними по пятам не из одного только любопытства и что ее волнует буря низменных страстей.

— Вот эти головорезы паписты! — закричал один. — Ишь как бегут! В Рим торопятся.

— То есть в Уайтхолл, хочешь ты сказать, — подхватил другой.

— Мерзкие кровопийцы! — вопила какая-то женщина. — Позор, если они останутся в живых после злодейского убийства несчастного сэра Эдмондсбери.

— Повесить этих лицемеров присяжных! Выпустили папистских собак на наш мирный город! — ревел четвертый.

Шум и волнение усилились, и некоторые, самые неистовые, уже кричали:

— Улэмить их, братцы, улэмить!

Это выражение, бывшее в то время в большом употреблении, происходило от имени доктора Лэма, астролога и шарлатана, убитого чернью при Карле Первом.

Джулиана не на шутку встревожили эти опасные симптомы, и он пожалел, что они не спустились в Сити по Темзе. Но отступать было уже поздно, и он шепотом попросил отца идти поскорее в направлении к Черинг-кросу, не обращая внимания на оскорбления, ибо только решительный вид и твердая поступь могли удержать чернь от крайностей. Однако едва успели они миновать дворец, как выполнению этого благоразумного намерения помешали горячий нрав сэра Джефри и вспыльчивость маленького Хадсона, душа которого с презрением отвергала доводы о превосходстве сил противника как по числу, так и по размеру.

— Чума бы побрала этих мошенников с их криками и гиканьем, — сказал сэр Джефри Певерил. — Клянусь богом, будь у меня под рукой оружие, я бы научил их уму разуму.