Из тьмы. Немцы, 1942–2022 - Франк Трентманн

правде говоря, в предыдущее десятилетие военное образование расширялось по всему Восточному блоку. В Польше и Чехословакии уроки военной подготовки начинались еще раньше, в шестом и седьмом классах, а болгарские дети занимались ею в два раза дольше99. В ГДР предармейские соревнования были введены в средних школах уже в 1967 году. В Hans-Beimler Wettkämpfe, названных в честь коммуниста, погибшего во время гражданской войны в Испании, дети стреляли из пневматических винтовок и малокалиберного оружия, а также бросали тренировочные ручные гранаты. В начале 1970-х в программу добавили десятикилометровый марш-бросок на выносливость.

На фоне этого неуклонного наращивания милитаризации внезапные протесты 1978 года против новых военных уроков застали власти врасплох. Проявления недовольства были слышны на родительских вечерах и в церквях, возросло также количество официальных жалоб, иногда подписываемых всей общиной. На церковных службах по всей стране зачитывались письма с критикой новой директивы. Во Франкфурте-на-Одере глава церкви призвал свою паству не подчиняться. В Мекленбурге прихожане пели третий куплет старой церковной песни: “Даже если враг нас притесняет, мы не поддадимся страху”100.

Эти критические голоса черпали силу из трех источников. Первым был новый “разговор о правах”, инициированный конституцией ГДР 1968 года, которая открыто защищала свободу совести и вероисповедания. Как могло социалистическое государство навязывать военную подготовку всем ученикам, независимо от их убеждений? Кроме того, были Хельсинкские соглашения, которые ГДР с большой помпой подписала. Новая директива поставила их в безвыходную ситуацию, рассказали церковные лидеры министру по делам церкви. Как, задавался вопросом епископ Альбрехт Шёнхерр, мог он продолжать уверять церкви за рубежом, что “ГДР не готовится к войне”, если в ее школах проповедовали агрессию и ненависть? По его словам, церкви поддерживают национальную оборону. Однако новые уроки представляют собой “милитаризацию мысли”. Молодые умы могут прийти к тому, что начнут “восхвалять все военное”. Епископам также стало труднее успокаивать молодых радикалов из числа священников101. Наконец, было ядерное оружие, и его потенциал массового уничтожения ставил под большой вопрос социалистическую защиту “справедливой войны”. “В мире, полном оружия, – заявили протестантские церкви в своем официальном руководстве в 1978 году, – сила как средство разрешения конфликтов саморазрушительна”. Вместо этого военная безопасность требует взаимного доверия. “Мышление штампами «друзей» и «врагов» делает человека неспособным признать всеобщую ответственность за мир завтрашнего дня”102.

Это были первые признаки создания кружков мира, которые помогут свергнуть коммунизм десятилетие спустя. Однако в 1978 году режим все еще твердо держался в седле и не видел необходимости отзывать директиву. Если она и выявила критические голоса, то показала также, насколько маргинальными и легко сдерживаемыми они по-прежнему были. Например, на родительском вечере в школе в Заальфельде, в Тюрингии, протестантский епископ и его жена раскритиковали военные уроки как “пощечину” их детям. Председатель родительского комитета и директор школы быстро заставили их замолчать103. Дело было закрыто. В маленьком городке Нешвиц в Саксонии местный пастор, органист и студент-теолог решили послать Хонеккеру совместное письмо. Они попросили его еще раз подумать, были ли новые военные уроки “действительно необходимыми”, и вместо этого рассмотреть вопрос о запрете военных игрушек в виде танков и солдатиков. В ответ на свое предложение авторы получили длинную лекцию от местных партийных боссов, которые разъяснили им природу “международной классовой борьбы и роль ГДР как проводника мира в Европе”. Все трое выразили “благодарность” за разъяснения, хотя официальные лица сомневались, что действительно переубедили их104.

Влияние христианства в Восточной Германии постепенно уменьшалось, а в тех немногих местах, где церкви продолжали пользоваться авторитетом, SED могла рассчитывать на поддержку своих лидеров. Было очень мало откровенно высказывающих свои взгляды молодых пасторов, и за ними пристально следили. Всего власти получили не более 2500 писем о военном образовании – ничтожная доля по сравнению с жалобами на плохое жилье. В одной школе округа Фрайберга (Саксония) весь десятый класс объединился и отказался участвовать в военной подготовке105. Однако такое открытое неповиновение случалось крайне редко. Официальные посещения выявили хорошую дисциплину почти во всех школах. Во всем округе Карл-Маркс-Штадт – регионе с почти двухмиллионным населением – только пятьдесят девять учеников отказались участвовать в уроках106. Большинство скептически настроенных родителей и учеников предпочитали изображать согласие, чтобы не рисковать потерять место в университете или возможность достойного профессионального обучения.

Ключ от ада

В мае 1958 года делегация города Франкфурта-на-Майне вернулась из двухнедельной поездки в Хиросиму. Депутатов городского совета сопровождали такие общественные деятели, как Ойген Когон, автор книги “Государство СС” (Der SS-Staat, 1946) и поборник европейской интеграции. Официальные брошюры демонстрировали гражданам душераздирающие фотографии деформированных голов и крупные планы молодых девушек, умирающих от ожогов. Делегаты объяснили немцам, что их собственный опыт бомбардировок во время войны – ничто по сравнению с этим. Единственная ядерная бомба, подобная той, что была сброшена на японский город, одним ударом уничтожила бы весь Франкфурт и его 700 тысяч жителей. Брошюра называлась “Ваша жизнь под угрозой”107.

Кампания Франкфурта была частью общенациональной “борьбы против ядерной смерти”, которая представляла собой одну большую волну в растущем море антивоенных демонстраций, прокатившихся по Европе и Северной Америке с 1950-х по 1980-е годы. Движение за мир предшествовало появлению глобального гражданского общества в XIX веке, и немецкие активисты продолжали черпать силы из международных связей. Председателем немецкой секции Международного объединения противников войны в 1950-х годах был Теодор Михальчев, эмигрант, который отказался проходить военную службу в Болгарии в 1920 году и перенял свою веру в ненасилие от Толстого, Ганди и британского анархиста Уильяма Годвина. В 1960-х годах немецкие активисты, как и их товарищи в других странах, ежегодно в пасхальные выходные участвовали в маршах мира, цитировали Мартина Лютера Кинга и протестовали против войны во Вьетнаме.

Что придало этим международным тенденциям такой мощный резонанс в Германии – к 1980 году ее движение за мир станет сильнейшим в Европе, – так это их взаимодействие с конкретными национальными проблемами. Ядерные боеголовки казались более опасными в географическом центре холодной войны, чем на ее окраинах. Забота о мире во всем мире также основывалась на антиамериканизме и националистических опасениях по поводу выживания немецкого Volk108. Для многих немцев противодействие вооружению было проверкой того, насколько далеко они продвинулись после Гитлера и были готовы взять ответственность в свои руки и противостоять государству. Поскольку значение мира расширилось от отсутствия войны до миролюбия в более общем плане, люди задавались вопросом, что они делают для укрепления взаимного доверия и устранения причин конфликтов. Частная совесть оккупировала публичную политику.

В послевоенных немецких городах Хиросиму постоянно держали на виду. Таблички