Вальтер Скотт - Аббат

— Уж лучше бы мне остаться в Лохливене, чем видеть страшную бойню, учиненную мятежниками моим подданным, которые отдали свои жизни ради меня. Не говори мне о дальнейших попытках: они прежде всего будут стоить жизни вам, моим друзьям, тем самым, которые уговаривают меня продолжать борьбу. Я не хочу снова испытать те чувства, которые овладели мной на вершине горы, когда я увидела, как мечи свирепых всадников Мортона опустошают ряды моих верных Ситонов и Гамильтонов только за их преданность королеве. Я не хочу снова испытать то, что я почувствовала, когда кровь Дугласа обагрила мой плащ только потому, что он любил Марию Стюарт. Я бы не согласилась пережить это вновь, даже если бы мне предложили стать владычицей всех британских морей. Подыщите лучше какое-нибудь место, где бы смогла приклонить свою несчастную голову та, которая навлекает гибель на каждого, кто полюбит ее; такова последняя услуга, которой ждет Мария Стюарт от своих преданных друзей.

Находясь в столь мрачном расположении духа и все-таки продолжая свое бегство с неослабевающей поспешностью, бедная королева, к которой присоединился теперь лорд Хэрис и некоторые другие ее сторонники, сделала наконец первую остановку в аббатстве Дандренан, в шестидесяти милях от поля боя. В этом отдаленном уголке Гэллоуэя реформатская церковь еще не обратила свою ярость на монахов; некоторые из них по-прежнему оставались в своих кельях, не подвергаясь преследованиям, и настоятель со слезами на глазах и с почестями встретил побежденную королеву у ворот монастыря.

— Я несу вам гибель, мой добрый отец, — сказала королева, когда ей помогли сойти с коня.

— Мы примем ее с радостью, — ответил настоятель, — если она застанет нас на стезе долга.

Сойдя на землю и опираясь на фрейлин, королева бросила взгляд на свою измученную лошадь, которая стояла с опущенной головой и как будто оплакивала горести своей хозяйки.

— Добрый Роланд, — шепнула королева пажу, — пусть позаботятся о Розабел. Спроси свое сердце, и оно подскажет тебе, почему меня тревожит эта безделица даже в такой ужасный час.

Марию Стюарт провели в отведенные ей покои, и на спешном совещании ее вельмож было принято наконец роковое решение отступить в Англию. Утром оно получило одобрение Марии Стюарт, и к английскому губернатору был послан нарочный с просьбой предоставить эскорт и оказать гостеприимство королеве Шотландии. На следующий день аббат Амвросий, прогуливаясь в монастырском саду с Роландом, высказал ему свое недовольство по поводу принятого решения.

— Это безумие и гибель, — сказал он. — Лучше отдать себя в руки диких горцев или пограничных разбойников, чем довериться Елизавете. Женщина до-веряется своей сопернице! Претендентка на престол отдает себя в руки завистливой и бездетной королевы! Хэрис верен и предан своей госпоже, Роланд, но его совет толкает ее в бездну,

— Ах, бездна ожидает нас всех, — сказал стоявший с лопатой в руках старик в мирской одежде, которого прежде не заметил аббат, увлеченный своей речью. — Не смотрите на меня с таким удивлением. Я тот, кто был аббатом Бонифацием в Кеннаквайре и садоводом Блинкхули в Лохливене; преследования загнали меня в эти края, где я некогда проходил свое послушничество и куда теперь явились вы, чтобы снова потревожить мой покой. Тягостно складывается жизнь человека, который всегда ценил спокойствие, как величайшее из благ.

— Мы скоро избавим вас от нашего общества, добрый отец, — ответил аббат, — и королева, боюсь, уже никогда больше не потревожит вас в вашем уединении.

— Это вы и раньше говорили, — — возразил ворчливый старик, — и все-таки меня выгнали из Кинроса, а по дороге я еще был ограблен солдатами. Они отняли у меня то свидетельство, ну, вы знаете… по поводу барона… впрочем, он был таким же грабителем, как и они сами… вы еще просили у меня это свидетельство, но я тогда никак не мог разыскать его, а они разыскали… Это по поводу чьей-то женитьбы… память изменяет мне… Смотрите, как все же люди отличаются друг от друга! Отец Николай порассказал бы вам еще сотню историй об аббате Ингильраме, да сжалится господь над его душой! А ведь ему уже было, уверяю вас, полных восемьдесят шесть, тогда как мне не больше, чем… погодите-ка…

— Не Эвенел ли было то имя, которое вы стараетесь припомнить, мой добрый отец? — спросил Роланд, весь горя от нетерпения, но стараясь сдержать себя, чтобы не испугать или не обидеть дряхлого старика.

— Да, правильно, Эвенел, Джулиан Эвенел, вы верно назвали имя… Я сохранял важные признания, сделанные на исповеди, поскольку это соответствует данному мной обету… Но я не сумел разыскать его, когда оно понадобилось моему преемнику Амвросию… а вот солдаты разыскали, и тогда рыцарь, командот вавший отрядом, ударил себя в грудь так, что его стальная рубашка зазвенела, как пустая лейка.

— Святая Мария! — воскликнул аббат. — В ком эта бумага могла пробудить такой интерес? А как выглядел этот рыцарь? Каков был его герб? Какие у него цвета?

— Вы меня окончательно сбили с толку вашими вопросами… Я ведь едва решился взглянуть на него… Они утверждали, что я везу письма для королевы, и обыскали мой дорожный мешок… Все это из-за ваших проделок в Лохливене.

— Я уверен, — сказал аббат Роланду, который стоял тут же рядом с ним, дрожа от нетерпения, — что бумаги попали в руки моего брата. Я слышал, что он со своими солдатами патрулировал на дороге между Стерлингом и Глазго. Не носил ли этот рыцарь остролист на шлеме? Не припомните ли вы?

— Припомнить… припомнить… — раздраженно ответил старик. — Проживите с мое, если ваши заговоры вам позволят, тогда увидите, многое ли вам удастся припомнить. Я с трудом припоминаю те пирмейны, которые я своими руками посадил здесь пятьдесят лет назад.

В этот момент с берега моря послышался громкий звук рога.

— Это смертный глас, возвещающий конец царствования Марии Стюарт, — сказал Амвросий. — Пришел ответ английского губернатора, и наверняка благоприятный. Разве захлопывают дверь ловушки перед жертвой, ради которой она поставлена? Не падай духом, Роланд, в твоем деле мы разберемся до конца; но сейчас нам нельзя оставлять королеву. Иди за мной, исполним наш долг, а дальнейшее предоставим воле божьей. Прощайте, добрый отец, я вскоре снова навещу вас.

Он собрался уходить из сада, Роланд неохотно последовал за ним.

Бывший аббат снова взялся за лопату.

— Я бы пожалел этих людей, — сказал он, — и даже эту бедную королеву, но что такое земные горести, когда человеку восемьдесят лет? А сегодня на редкость удачное утро для ранней капусты.

— Годы ослабили его разум, — промолвил Амвросий, увлекая за собой Роланда к берегу моря. — Нужно время, чтобы он собрался с мыслями, а сейчас нам следует думать только о судьбе королевы.