Энтони Хоуп - Царственный пленник

– Это очень мило! – сказал старый Зант.

– Если я буду уличен, – продолжал я, – то стану играть в открытую игру и поборюсь с герцогом; но пока я жду его хода!

– Он убьет короля! – вскричал Фриц.

– Нет! – отвечал Зант.

– Трое из Шестерки в Стрельзау! – продолжал Фриц.

– Только трое, вы уверены? – спросил Зант живо.

– Да, только трое!

– Значит, король жив, и остальные трое сторожат его! – воскликнул Зант.

– Да, вы правы! – подхватил Фриц, с прояснившимся лицом. – Если бы король умер и был похоронен, они все были бы здесь с Майклом. Вы знаете, что Майкл вернулся сюда, полковник?

– Знаю, будь он проклят!

– Господа, господа, – сказал я, – кто эта Шестерка?

– Я думаю, вы скоро с ней познакомитесь, – отвечал Зант. – Это шесть человек, которых Майкл держит у себя в доме; они преданы ему душой и телом. Из них три руританца, затем один француз, один бельгиец и один – ваш соотечественник!

– Они не задумаются зарезать человека, если им прикажет Майкл! – окончил Фриц.

– Может быть, они зарежут и меня? – подсказал я.

– Весьма вероятно! – согласился Зант. – Которые из них здесь, Фриц?

– Де Готэ, Берсонин и Детчард!

– Иностранцы! Ясно, как день. Он привез их и оставил руританцев с королем; это для того, чтобы вовлечь в это дело руританцев как можно дальше!

– Значит, из них никого не было около павильона между нашими друзьями? – спросил я.

– Жаль, что их не было, – отвечал Зант с сожалением. – Теперь бы их было не шесть, а четыре.

Я успел уловить в себе один из признаков власти – сознание, что не следует открывать всех моих мыслей или тайных намерений даже самым близким друзьям. Я твердо наметил себе будущие действия. Я хотел достичь возможно большей популярности и, вместе с тем, не выказывать никакой неприязни Майклу. Этими средствами я надеялся смягчить враждебность его приверженцев и доказать, если бы произошло открытое столкновение, что он человек не угнетенный, а просто неблагодарный.

Но я не желал открытого столкновения. Интересы короля требовали тайны; и пока тайна была соблюдена, мне в Стрельзау предстояла интересная игра. Майкл от промедления не мог стать сильнее.

Я приказал подать лошадь и, сопутствуемый Фрицем фон Тарленгеймом, поехал по большой новой аллее королевского парка, отвечая на поклоны с величайшей учтивостью. Потом я проехал по некоторым улицам, остановился и купил цветов у хорошенькой девушки, заплатив ей золотой монетой; после этого, достаточно привлекая желаемое внимание (за мной тянулся хвост человек из пятисот), я направился ко дворцу принцессы Флавии и спросил, может ли она принять меня. Этот поступок вызвал большое сочувствие и был встречен криками удовольствия. Принцесса была очень популярна, и сам канцлер не постеснялся намекнуть мне, что чем решительнее я буду ухаживать за ней и чем скорее я доведу дело до счастливого окончания, тем горячее будут чувства подданных ко мне. Канцлер, конечно, не мог знать, какие препятствия находились на пути к его искреннему и прекрасному совету. Но все же мне казалось, что мое посещение не могло принести вреда; в этом Фриц поддерживал меня с горячностью, удивившей меня, пока он не признался, что и у него была причина посещать дом принцессы, и эта причина – сильное желание видеть фрейлину, лучшего друга принцессы, графиню Гельгу фон Строфцин.

Этикет осуществил надежды Фрица. Пока меня вводили в гостиную принцессы, он оставался с графиней в первой комнате; несмотря на присутствие посторонних и слуг, находящихся здесь, я не сомневаюсь, что он умудрился устроить себе с ней тет-а-тет; но у меня не хватало времени думать о них, так как я делал теперь самый тонкий ход во всей моей трудной игре. Мне надо было поддержать привязанность принцессы ко мне – и, вместе с тем, ее равнодушие; я должен был выказать ей любовь – и не испытывать ее. Я должен был разыгрывать влюбленного с девушкой, которая была прекраснее всех, виденных мною. Я старался приспособиться к этой роли, которая была не легка, при виде того прелестного замешательства, которое встретило меня. Как я сыграл свою роль, будет видно из всего последующего.

– Вы заслуживаете золотых лавров, – сказала она. – Вы точно тот принц у Шекспира, который изменился, став королем. Но я забываю, что вы король, государь!

– Прошу вас говорить только то, что подсказывает вам сердце, и называть меня только по имени!

Она с минуту смотрела на меня.

– Я радуюсь и горжусь, Рудольф, – сказала она. – Но, как я уже говорила вам, даже ваше лицо изменилось!

Я оценил похвалу, но предмет разговора мне не нравился; я сказал:

– Брат мой вернулся, я слыхал. Он совершил далекую экскурсию, не правда ли?

– Да, он здесь! – отвечала она, слегка хмурясь.

– Он не может долго оставаться вдали от Стрельзау, как видно, – заметил я, улыбаясь. – Что ж, мы рады его видеть. Чем он ближе к нам, тем лучше!

Принцесса взглянула на меня с веселым блеском в глазах.

– Почему, Рудольф? Не потому ли, что вам легче…

– Следить за ним? Может быть, – сказал я. – Чему вы радуетесь?

– Я не сказала, что радуюсь! – отвечала она.

– Но другие говорят это о вас!

– Много есть дерзких людей! – сказала она с восхитительной надменностью.

– Вероятно, вы хотите сказать, что я из их числа?

– Ваше величество не может быть дерзким, – отвечала она, приседая с притворным уважением, но прибавив лукаво, спустя минуту: – Только разве…

– Что ж, только когда?

– Только, если вы скажете мне, что меня хоть на секунду интересует, где находится герцог Стрельзауский!

Право, мне было жаль, что я не король.

– Вам все равно, где брат Майкл?

– О, брат Майкл! Я зову его герцогом Стрельзауским!

– Но при встречах вы называете его братом Майклом?

– Да, по приказанию вашего отца!

– Понимаю. А теперь по моему?

– Если таково ваше приказание!

– Без сомнения! Мы все должны быть любезны с нашим дорогим Майклом!

– Вы, вероятно, прикажете мне принимать также его друзей?

– Шестерку?

– Вы также зовете их таким образом?

– Чтобы следовать моде, зову. Но я приказываю вам принимать только тех, кого вы пожелаете!

– Исключая вас!

– За себя я прошу. Приказывать я не могу!

Пока я говорил, на улице послышались крики. Принцесса подбежала к окну.

– Это он! – вскричала она. – Это – герцог Стрельзауский!

Я улыбнулся, но ничего не сказал. Она вернулась на свое место. Несколько минут мы сидели молча. Шум на улице стих, но я слышал шаги в первой комнате. Я начал говорить об общих вопросах. Так прошло еще несколько минут. Я спрашивал себя, куда девался Майкл, но думал, что мне не следует в это вмешиваться. Внезапно, к большому моему удивлению, Флавия, всплеснув руками, спросила взволнованным голосом: