Фредерик Марриет - Иафет в поисках отца

Но Флита услышала, что он сказал; она взглянула на него, приложила палец ко рту и потом посмотрела на Нума и Джумбо, которые сидели от нас в нескольких шагах. Тут она мне еще более понравилась, и я начал всматриваться в ее прелестное личико, носившее на себе отпечаток меланхолии. Видно, что она находилась в какой-то неволе, хотя Натте и была с нею очень ласкова.

Грустное же выражение ее лица, может быть, было врожденное, и я долго после нашего знакомства не видал на лице ее улыбки. Вскоре после нашего разговора Натте возвратилась, приближаясь к нам со всей важностью коронованной особы. Супруг ее, или Мельхиор, как я теперь буду называть его, вскоре также пришел к нам, и мы все вместе сели обедать. Обед был чудесный и состоял из множества разных вкусных блюд, так что я не знал, за что и взяться; на моей тарелке попеременно являлись то цыпленок, то рябчик, то кусок баранины и множество других лакомств, о которых я не имел понятия. И все это было приправлено всевозможными овощами, между коими картофель занимал первое место. Вечером я долго разговаривал с Мельхиором, но, чтобы не наскучить читателям подробностями, я расскажу здесь все, что теперь и после узнал про табор народа, к которому попал.

Мельхиор же не хотел мне сказать, кто он и каким образом попал к цыганам; но несколько раз давал заметить, что провел свою молодость не в низком сословии, а что или из любви к Натте, или по какой-нибудь другой причине он пристал к цыганам. Несколько уже лет он жил с этим народом, который его хотя и не так высоко ценил, как жену его, но через нее и по собственным достоинствам он был почти так же уважаем, как и Натте. Мельхиор и Натте почитались богаче всех цыган, зато они были и самые щедрые. Мельхиор выручал деньги тремя способами: шарлатанством в докторском искусстве, фиглярством и предсказанием будущего.

Натте, как я прежде сказал, занимала самое важное место в таборе.

Но в первое время своего замужества с Мельхиором она много потеряла своей власти, потому что женитьбу почитали унижением для нее. Воображаю, какой необыкновенной красоты она была тогда! Ловкость Мельхиора и ум этой женщины вскоре поставили ее на то же величие и еще более заставили уважать ее, нежели прежде, чем она и увеличила свою власть.

У Мельхиора не было детей и, судя по словам Натте, они даже и не хотели иметь их, потому что табор почитал бы их происшедшими не от чистой цыганской крови. Часть народа, находившегося всегда при Натте, состояла из сорока человек — мужчин, женщин и детей, которыми она управляла в отсутствие Мельхиора. Где бы ни находился ее муж, Натте раскидывала свои палатки всегда вблизи от него, чтобы иметь беспрерывное с ним общение. Раз я спросил Мельхиора о происхождении Флиты, и он мне сказал, что она солдатская дочь, что мать её умерла на дороге, идя к своему мужу, и что Натте, проходя по тому месту со своими служителями, похоронила ее, а девочку взяла с собою, не зная, где найти отца ее.

Между тем Флита подружилась со мною и была почти во всем откровенна. Расспрашивая ее о родителях, я рассказал ей все, что мне об этом говорил Мельхиор; но она обиделась и говорила, что не хотела бы никому поверить эту тайну. Бедный ребенок был уже опытен и в эти лета. После, когда мы сошлись еще ближе, она сказала мне, что Мельхиор говорил неправду. Флита помнила, что жила в большом доме, хорошо убранном, но все это явилось к ней как будто во сне. В ее воображении мелькали какие-то лошади… Потом дама, которую звали ее матерью… Вишневое дерево, под которым она запачкала свое платье. Иногда она вспоминала и другие предметы, но рассказать о них точно не могла.

Из этого можно было заключить, что Флита была украдена и происходила от богатых родителей. Если ее красота была ручательством знатного рода, то она должна была принадлежать к высшему кругу.

Всегдашняя жизнь с цыганами и природный ум сделали ее чрезвычайно осторожной, но зато воспитание ее ограничивалось только тем, чему выучил ее Мельхиор, с которым находилась она во всех фиглярских его представлениях: танцевала на натянутой корде, бросая вверх апельсины, и прочее. Когда же Мельхиор выручал деньги другим способом, тогда она оставалась, обыкновенно, при Натте.

О Нуме, или Филотасе, как Мельхиор его называл, я уже говорил. Он был найден Мельхиором в одном его путешествии, и все, что он мне о нем рассказывал, я увидел действительно на опыте. Когда Филотас являлся на сцене и отвечал на вопросы глупости, то народ аплодировал ему, смеялся и думал, что надо иметь много ума, чтобы говорить такую бессмыслицу.

Даже в харчевнях и трактирах, где мы останавливались, все его считали за редкого человека. Невозможно себе представить физиономии плачевнее несчастного Филотаса, которую, как многие думали, он употреблял для того, чтобы казаться смешным; но она была в нем натуральна; он строил гримасы безо всякой цели, но это было причиной его успехов в народе. Джумбо был также найден на дороге, и Мельхиор говорил, что если кто его потребует, то сейчас получит удовлетворение; он так же, как и Нум, кувыркался на сцене и для забавы зрителей ел пудинг. Последнее исполнял в точности, потому что он довел эту часть мимики до совершенства, упражняясь весь день в еде и спанье.

Изобразив всех моих новых товарищей, я должен передать вам разговор, который я имел на следующий день моего прибытия к цыганам. Он заключался в том, что Мельхиор мне коротко описал все отрасли своей промышленности, говоря, что я буду ему полезен в его фиглярских выходках, для чего и хотел меня выучить всем изворотам плутовства.

Как сведущий в докторском искусстве, я мог хорошо составлять микстуры, делать пилюли и так далее, чем поддерживал бы его влияние на публику, и в этом отношении, желая иметь меня участником в своих предсказаниях, он хотел передать мне все тайны их и растолковать их, как должно. Словом сказать, ему был нужен человек хорошей наружности, получивший порядочное воспитание, и на которого он мог бы положиться вполне. Тимофей также мог быть употребляем во многих случаях, но преимущественно Мельхиор хотел его выучить разным кувырканьям и играть дураков в пьесах, требующих хитрых ответов, чтобы иногда заменять Нума.

Мы с Тимофеем согласились на все условия, которые нам предъявляли, и таким образом взаимные дела наши были скоро решены, причем Мельхиор заметил, что хотя и не было положенной платы за наши труды, но мы не останемся без выгод.

Глава XI

Мы не успели еще провести и трех дней между цыганами, как табор их разделился на несколько частей, из коих каждая отправилась в свою сторону. Какие были причины этого события, я узнал только после. Они определяли места, где каждая часть должна проводить следующий год, как для того, чтобы не вредить одна другой близким расположением, так и для того, чтобы иметь постоянное сообщение в случае общей нужды. Кроме этого, они рассуждали еще о многом, скрывая от меня остальное как от чужого. Мельхиор, казалось, на все мои вопросы отвечал с откровенностью, но обман был ему так сроден, что невозможно было заключить, говорил ли он правду, или нет.