Роберт Ши - Монах: последний зиндзя

Танико была в слезах.

– Я не сделаю этого! Я не откажусь от него! Это нечестно! Я люблю его всю свою жизнь, и мы ни разу не смогли провести вместе больше нескольких месяцев подряд. Даже в последние шесть лет мы встречаемся только во время коротких визитов. Теперь, впервые в нашей жизни, мы можем жить вместе, как мы всегда хотели. Нам осталось так мало времени, сенсей! – Она молила о понимании. – Мы не можем надеяться, что проживем ещё долго. Правда же, мы имеем право на несколько лет счастья, оставшихся нам!

Ейзен покачал головой.

– Единственное, что обещано нам в этой жизни, – страдание.

Гнев кипел в ней. Она перевела дыхание и открыла рот, чтобы протестующе закричать, чтобы заявить «нет» вере в то, что жизнь – это только страдание, «нет» его требованию жертвы, «нет» всем страданиям и потерям своей жизни, «нет» многим годам, проведенным вдали от Дзебу. Но пока она дышала, ей показалось, что какая-то огромная сила овладела ею и вбирает в себя ее дыхание, как вода вблизи берега вбирается в большую подступающую волну, и вот уже её легкие наполнились так, что были готовы разорваться. Затем волна отхлынула.

Она позволила воздуху вырваться из неё одним ужасным воплем, долгим криком ярости и агонии, криком, идущим из самой глубины её существа. От силы, вложенной ею в этот вопль, у нее скрутились мышцы живота, запылало горло и заболели связки на шее. Она продолжала кричать, пока последний глоток воздуха не вышел из её груди.

Она открыла глаза и с изумлением увидела, что Ейзен сидит в неглубоком пруду с карпами, глядя на нее с таким же удивлением, как и она на него. Через мгновение он начал смеяться.

Вокруг раздалось клацанье оружия. Самураи, охранявшие Танико, услышали ее вопль и поспешили к ней на помощь. Воины-монахи Дайдодзи увидели Ейзена, упавшего в пруд, и прибежали помочь своему сенсею. Две группы вооружённых людей стояли кольцом вокруг Ейзена и Танико, яростно глядя друг на друга, напряжённые и готовые сражаться. Танико и Ейзен отпустили их, уверив, что всё в порядке и что они никоим образом не хотели причинить вреда друг другу. Прежде чем кто-нибудь успел помочь ей, Ейзен с плеском поднялся из пруда, как бы самой своей ловкостью подтверждая, что все в порядке.

– Сенсей, что случилось? – тихо спросила Танико, когда они снова остались наедине.

– Это явление разработано мастерами чан из Китая; мы, последователи дзен, ввели его здесь в боевые искусства, – сказал Ейзен. – Это называется «киай», крик. Через много лет практики изучающий эти искусства может издать крик, способный оглушить или убить человека. Сейчас, под влиянием ситуации, вы издали такой киай естественным образом.

– Да, но что случилось со мной, сенсей?

Ейзен взглянул в её лицо. Солнце давно село, и сад Дайдодзи освещался многочисленными бронзовыми и каменными фонарями, их свет, мерцая, отражался в пруду. Из-за ограды храма выглядывала почти полная жёлто-оранжевая луна.

– Ах! – сказал Ейзен, внимательно всмотревшись в лицо Танико. Его взгляд и лёгкий вздох подтвердили то, о чем она догадывалась. Поднималась луна, и она чувствовала, что внутри нее тоже поднимается свет. Страдание, которое она испытывала мгновение назад, было вытеснено чистой, безграничной радостью. Её озарило! Её вопль был криком самой жизни, жизни, которая была в её родителях и которую они передали ей, жизни, которая перешла к ним от бесчисленных поколений предков, которая была такой же, как и жизнь, находившаяся в Ейзене, в карпах в пруду, в деревьях вокруг них. Быть живой – значит страдать. Вопль боли и протеста против боли есть первоначальный крик жизни. Первым побуждением каждого рождённого ею ребенка был такой крик. Это был крик ян, творческого начала, самим своим страданием побуждаемого преодолевать свои несчастья и становиться сильнее и мудрее. Она почувствовала неразрывность всего сущего. Это был экстаз, который она раньше ощущала лишь в самые возвышенные моменты с Дзебу.

– Этот крик, сенсей, – сказала она, – выражал тот облик, который я имела, прежде чем родилась.

Ейзен опустился на колени и прижался руками и лицом к земле перед ней, смиренно признавая её озарение. Она была так поглощена своими новыми мыслями и чувствами, что едва замечала, что он делает.

– Я не чувствую, что я сделала открытие, – сказала она, когда он снова поднялся. – Я чувствую, будто я вспомнила что-то, что я всегда знала.

– Одно дело – знать, что огонь обжигает тело, – сказал Ейзен. – Совсем другое – узнать эту истину, положив руку в пламя факела. Теперь мне нужно найти новую кунг-ан, чтобы вы над ней работали.

– Я должна продолжать решать кунг-ан до конца моей жизни?

Ейзен засмеялся.

– Говорит ли когда-нибудь изучающий боевые искусства: «Теперь моя учеба окончена, мне не нужно больше тренироваться»? – Его круглое лицо стало серьёзным и сострадательным. – Иногда воодушевление дает нам кунг-ан для решения. Теперь, когда вы нашли облик, который имели перед рождением, может быть, у вас появится мудрость, чтобы решить, что вы и Дзебу должны делать.

Танико задумалась на мгновение, всматриваясь в себя, чтобы понять, изменились ли её чувства к Дзебу. Ничего не изменилось. Она всё ещё хотела, чтобы он был рядом с ней до конца ее жизни, и она всё ещё негодовала на Орден за попытку разлучить их.

– Ваш Орден не имеет права отсылать Дзебу от меня, – твердо сказала она. – Я заставлю его остаться со мной. Мы заслуживаем того, чтобы быть вместе после всех этих лет, и только попробуйте разлучить нас!

Ейзен кивнул.

– Вы должны делать то, что считаете нужным. В этом самая суть озарения. Что касается Дзебу, ему было дано время подумать о своей поездке. Я не знаю, что он решит. Может быть, он скажет вам. Когда вы увидите его снова?

– Я впервые за месяц увижу его послезавтра – в Хэйан Кё. Он остался в Хакате, содействуя строительству и оказывая помощь жертвам.

– Пожалуйста, передайте ему привет от меня, когда увидите его. И скажите его светлости сегуну Саметомо, что я надеюсь увидеть его, когда ему будет удобно. Я мечтаю узнать, каких успехов он добился с рассказом о том, как Е-шу сказал «нет».

Глава 26

Сердце Танико взволнованно трепетало – отчасти от счастливого возбуждения, отчасти от страха, – когда она ехала навстречу Дзебу по дороге, поднимавшейся на склон горы Хигаши. Ей удалось ускользнуть от всех своих дам, служанок, слуг и стражников-самураев. Те, кто остался в Рокухаре, думали, что она находится в императорском дворце, нанося визит молодому императору и августейшей семье. Те, кто был во вновь отстроенном императорском дворце, думали, что она в Рокухаре. Она и Дзебу смогут быть вместе наедине, празднуя полнолуние Восьмого месяца в объятиях друг друга в том месте, где много лет назад началась их любовь.