Юрий Сергеев - Становой хребет

— Ты куда пришёл? — недоумённо выставился на него секретарь.

— В партком.

— А зачем? Твоё место там, на дороге, примером своим людей должен поднимать, организовывать их. Разоделся, понимаешь, галстук нацепил, наборный поясочек, эх ты-ы! Вельможа какой! Отоспался всласть и припёрся назирать. Запомни, тебе этот номер так не пройдёт.

Кирин в бешенстве вылетел из избы.

А Коркунов, всё же, не стерпел, оставил за себя толкового горного мастера и до темна летал по трассе: подбадривал народ, помогал корчевать пни, валить деревья, отсыпать тачками полотно…

Вчерне дорогу сделали. Только заминка получилась. Нужны были моторный каток и грейдер, чтобы выгладить и утрамбовать трассу. Трест задерживал механизмы.

Коркунов, не долго думая, зафуговал телеграмму прямо Светлову. В саму Москву. Тот незамедлительно прислал депешу Купрееву:

«По имеющимся сведениям дорога Лебединый срывается немедля примите меры и докладывайте еженедельно результаты».

Управляющий срочно прискакал на Лебединый.

— Здорово, секретарь, — неторопливо сел, закурил.

— Здорово…

— Слушай, Николай. — внимательно поглядел на Коркунова Купреев, — ты Светлову телеграмму давал, нет?

— Даже понятия не имею… а что такое?

— Твою душеньку! — сокрушенно махнул рукой управляющий. — Кто же нас так подкузьмил? Вот, на почитай, Светлов обязывает еженедельно докладывать о твоей затее.

— Правильно, — Николай осторожно положил телеграмму на край стола, — дорогу надо заканчивать, а техники нет. Скоро морозы стебанут, а весной размоет полотно, без укатки и кюветов. Пропадёт наш труд.

— Ну, кто ж давал телеграмму? — не мог успокоиться управляющий.

— Не знаю, — Николай развёл руками, — надо сообща мороковать, как исправить положение. Давай технику! Через неделю на автомобиле будешь гонять ко мне.

— Сделаешь?

— Сделаю. А то, как же! Приказ Москвы надо исполнять моментально, не то Светлов ещё телеграмму отстучит, так, мол, и так, разогнать всех к чёртовой матери, раз простую дорогу не умеют сладить. Ведь отстучит?

— Хм-м… Запросто, — призадумался управляющий, — завтра же пригоню два грейдера и каток моторный.

Дорогу завершили мигом, и получилась она на славу.

На Лебедином многие рабочие стали трудиться по-стахановски, да так, что огребли премию в день рождения своего наркома Серго Орджоникидзе — получили первый автобус на Алдане.

Коркунов воспрянул духом. Подучился в Якутске на курсах, и опять погрузился в секретарские хлопоты.

Весной прибыл секретарь обкома Поздняк, Коркунов познакомился с ним лично во время учёбы на курсах.

— Ну как, Колюша, дела? — благодушно окликнул его приехавший.

— План выполняем, не пугайся. Народ настроен по-боевому. С жильём только у нас хреново, прямо беда с жильём.

— Да-а, вижу, что плохо. — Поздняк хмуро оглядел приземистые старательские бараки из неошкуренных брёвен, — а что делать?

— А то делать, что дальше так жить нельзя. Надо дать рабочим ссуду, народ начнёт избушки строить. Всё же, свой домик, свой огород, люди почуют себя хозяевами на этой земле. Я уж и так, и эдак прикидывал, другого выхода нету.

— А ведь, верно ты говоришь. Попробуем?! — оживился Поздняк. — Я тебе верю, ты человек принципиальный, дорогу-то какую отгрохали. А! — сам смеётся хитро. — Под контролем Москвы вели, я и то за неё отчитывался. Ссуду надо давать, — обернулся к управляющему.

— От хмырь! Навязался на мою голову, — озадаченно прогромыхал Купреев басом, — так уж и быть, ссуду отпустим безо всяких, — отвёл Коркунова в сторонку и доверительно шепнул: — Николай, дело прошлое. Телеграмму, всё же, ты давал Светлову, признайся?

— Да ты, что! — негодующе изумился Коркунов. — А вот, ссуду не дашь, Поздняку точно отстучу депешу.

— Колька-а! — пригрозил пальцем управляющий и ощерился в улыбке. — Партийная должность не дозволяет даже святой лжи. Гляди у меня, не то сошлю учиться марксизму. Ты действуешь супротив философии Маркса о нравственности.

— Я иду за народ — вот моя философия! Люди живут в тесноте, в грязи. Настроение — плохое, золото нехотя колупают. Нельзя забывать об их нуждах.

В пересменку люди сошлись у парткома. Коркунов коротко и ясно объяснил текущий момент и указал рукой на окружающие прииск сопки.

— Лес и мох, вот они, рядышком. С горки спускай и стройся. Пишите заявления на отдельные дома!

Один человек нерешительно подошёл к столу, второй, третий; потом наступили тесной толпой.

Поздняк приехал через год и, прежде всего, навестил Лебединый. Из машины вылез довольный, успокоенный.

— Ну, Колюша, честно признаться, не ожидал от тебя такого разворота. С горы посмотрел и не узнал посёлок — втрое разросся: огородов столько, коровы пасутся, свиней табуны — не проехать.

— Да, секретарь, — улыбнулся Николай, — ты что же думал, мы рабочий класс не поднимем? Народ — сила! Ему только направление дай — горы своротят. Да и золото пошло кучней. Всё путём! Не на что больше грешить.

— Молодец! Вот это я понимаю. Правильную политику ведёшь, опору нашёл твёрдую. Какие ещё проблемы есть?

— Есть личная просьба. Убери начальника продснаба, сил моих больше нету с ним беседовать.

— В чём он провинился?

— Тащит в мой дом со склада прямиком всякие редкости-дефтовары, не понимает русского языка, хоть убей его. Неделю тому назад ковёр приволок. Я ему говорю, что по блату мне не надо, жена пойдёт в очередь.

А он мне толкует: «Ты секретарь парткома, всеми уважаемый человек, и у тебя жена пойдёт в очередь?! Я вот твоим деткам два кило шоколаду принёс». Тьфу!

— Ну и взял ковёр? — насупился Поздняк.

— Взял, будь он неладен. Я Стешке говорю: иди, милка, да становись в очередь. Три дня законно простояла и взяла за восемьдесят шесть рублей. Что же он, собака эдакая, меня принижает? Я упрёка от рабочих не имел и иметь не стану. И я запрещаю ту блатную торговлю из-под полы.

— Что же ты в район не обратился?

— Обращался, не снимают… Видать, он там многих купил этими коврами и другими подачками-сладостями. Это же — конец нашей партии придёт, ежели не остановить торгашеской заразы.

Эти прохвосты, как чума, как пожар лесной, опаливают людские души наживой. Искру заронят, а потом сгорит всё. Ты, секретарь, буржуйство новое не распускай!

— Постой, постой, — Поздняк сурово сдвинул брови, — ты думай, что говоришь!

— Я боюсь, секретарь. — тяжко вздохнул Николай, — воля руководителям дана агромадная, как бы не получилось беды… власть-то, она штука прилипчивая, сладкая от дармовых шоколадов.