Покушение в Варшаве - Ольга Игоревна Елисеева

Александр Христофорович только поднял выцветшие брови.

– Так я… Государь почивает… а они… лезут со своими… изволят мешать. Так я велел разогнать.

– Напрасно. – Шеф жандармов поджал губы. – Государь делами не скучает. – Обернулся к просителям. – Я предварительно выслушаю. Скажу, какое будет решение. Кто не согласен, может подождать самого государя. Он скоро проснется, светает. – И пошел обратно в дом, махнув рукой: мол, очередь может двигаться.

Долли смотрела на поникшие плечи брата, на спину, которая была готова вот-вот прогнуться, точно у старой крестьянской лошади от работы проваливается хребет. «Как у нас все-таки все не так устроено», – думала княгиня. Доброму королю Георгу, дебоширу, бабнику и пьянице, в голову бы не пришло останавливаться где-то по дороге, скажем в Корке, чтобы слушать просителей. Есть специальные чиновники. Тем более что через голову закона монарх ничего не может. У нас же император – живой закон. Как он сказал, так и будет. Хорошо или плохо? Скорее плохо. Недоросли. А вот людям, которым сегодня дано дотянуться до царя, как до солнца, наверное, ничего – способно.

* * *

Петербург. Начало апреля

Отъезжая от станции в сторону Вильны, где она должна была присоединиться к поезду императрицы, княгиня не могла поверить, будто министерские чиновники в Лондоне способны подтолкнуть убийство чьего бы то ни было посла. У Ост-Индской компании в Персии свои интересы. Быть может, они одичали настолько… Дальше думать Долли себе не позволяла.

А вот ее брат держался другого мнения. И у него были причины. Еще в столице, до отъезда на коронацию, он посетил в крепости интересного узника.

Того только что доставили с юга. Из Севастополя. Чтобы был под рукой. Британский резидент при русской армии Джеймс Александер[30]. Почти официальный шпион. Во всяком случае, лицо официальное. Если бы его не схватили с поличным – с профилями русских бухт в Крыму и с указаниями удобных мест для десанта, – так бы и остался военным наблюдателем союзников.

Александера все равно намеревались отпускать: государь не мог до отказа натягивать вожжи отношений с Британией. Хотел. Видит Бог. Но не позволил себе. Умел обуздать гнев. Бенкендорф только дивился: как такая сдержанность дается капризному в прошлом, склонному к самоуправству человеку? Все эти качества никуда не делись, просто сидели на дне души, как пес под лавкой.

В отношении шпиона шеф жандармов уговаривал потянуть с освобождением. Хоть недельку. Интересный пасьянс раскладывается.

«Вечно у тебя пасьянс!» – пылил Никс.

А через неделю пришло известие о гибели посольства. Кто оказался прав? Хоть бы спасибо сказали. Ведь как в воду глядел, когда остальные только брали под козырек. Не спорил, просто оставался при своем мнении и под рукой делал правильно. Никс терпел. Особенно натужно, когда замечал.

Теперь полковник Александер оказался очень важен. Недавно из Персии и прямо к нам. Какое совпадение! В минувшую войну был наблюдателем в войсках Аббас-Мирзы[31], нашего врага, наследного принца. Видел слезы бородатого шахзаде, когда русские взяли его родной Тебриз. Очень, очень хорошо знаком с обстоятельствами. Стоит поговорить.

Александр Христофорович не был в Петропавловке два с половиной года. С памятного дня казни мятежников. И не пошел бы еще лет двадцать. Всегда, когда ехал мимо, начинала болеть голова. Права жена, у него тогда точно случился удар. Но не сильный. Даже с лошади не упал. И все же больно, очень больно. Вот так бывших гвардейских офицеров, как собак… Да и поступок их – какой позор!

Словом, вспоминать не хотелось.

А идти пришлось. Государь было приказал здание крепости отдать под архив. Опамятовались – сыро. Бумага жухнет. А человеческие кости нет? Сначала ничего, а потом отзывается ревматизмом, ранней старостью, немощью во цвете лет. Потому и старались сократить число узников. Но Александеру место все-таки нашлось.

Английское посольство, сам посол сэр Хейтсбери ничего не знали ни об его аресте, ни о прибытии в столицу. Так надежнее. Выдадим – узнают.

Шеф жандармов приказал править через мост к желтым воротам. Его карету узнали, сразу же распахнули створки и пропустили без дальнейших околичностей. А зря, мало ли кто может скрываться в знакомом экипаже! Непорядок.

Во дворе тоже долго задерживаться не пришлось. Укатил прямо на площадь за собор, а оттуда двинулся пешком к Алексеевскому равелину, глаза бы не видели! Забыть, забыть. Есть новые дела. И бегут, как лошади на скачках, одна обгоняя другую. Вам что, приз назначили? Кто укатает его раньше других?

Британца содержали сносно. Даже в относительно сухом помещении. Бенкендорф шел по коридору, задевая ногами за обрывки войлока, – остались со времен содержания мятежников под следствием. Тогда нарочно устлали весь пол и караульным велели сновать в валенках. Дабы не мешать господам думать. А пуще: чтобы ни один узник не знал, кого повели на допрос и в котором часу.

Бенкендорф подозвал дневального.

– Чего войлок-то сняли?

– Дык он набух, ваше высокоблагородие. Водицей, значит. Под ним не скажу лужи. Но испарина.

– Капает? – кивнул посетитель. – Сами-то как спасаетесь?

Дневальный покрякал.

– Платок пуховый на поясницу под шинель, – признался он. – Валенки, опять же. Не выдайте, ваше высокоблагородие.

Кому и кого он мог выдать? Выше него только государь. Но караульные боялись своего начальства, местного.

– Носите валенки, – разрешил Александр Христофорович, – только подошвы кожей подшивайте, чтобы ноги не промочить.

Дневальный остался очень доволен «добрым генералом». А вот бедняге Джеймсу, горе-шпиону, пришлось с Александром Христофоровичем несладко. Впрочем, обоим.

Бенкендорф увидел перед собой человека за тридцать. Стройного и подвижного. Со смуглой оливковой кожей и шапкой черных бараньих кудрей. С усиками и бровями, словно нарисованными тушью.

– Ваши предки итальянцы?

– Очень далекие. Я британский подданный.

«А то я не знал!» Или можно забыть о вашем козырном подданстве? Какое-другое – не столь существенно. А ваше просто неприкосновенное.

– Вы отдаете себе отчет, – вслух спросил шеф жандармов, что ваше правительство не вытащит вас отсюда?

Александер сохранял самообладание. По его лицу невозможно было сказать, что он чувствует. Возможно, недостаток темперамента, как у всех жителей острова. Это от погоды.

– Почему вас послали на восток?

Джеймс скривился.

– А почему я должен отвечать?

Александр Христофорович ценил хороший юмор.

– Потому что у меня ключ от этой двери.

Полковник с тоской глянул на железные засовы.

– Мы уже имели мимолетную беседу в Севастополе. Что изменилось с тех пор?

– Многое. – Бенкендорф сел за стол, предоставив собеседнику располагаться на кровати. – Наше посольство в Тегеране вырезано. Понимаете, почему я вас спрашиваю?

Александер как-то сразу почувствовал все особенности ситуации. Вместо того чтобы воскликнуть: «А мы-то тут при чем?» – он выдавил:

– Но у вас нет доказательств.

– Доказательств чего? – хмыкнул Бенкендорф. – Соучастия вашего кабинета? Или Ост-Индской компании? Что, как я понимаю, не одно и то же.

– Компания ни при чем! – вспылил Джеймс. – Ей это невыгодно. Совсем. Это для большой политики. Очаг новой войны в тылу у вашей армии. Это вовсе не для торговцев. Пусть и с ружьями.

Александр Христофорович сдвинул брови.

– Почему я должен вам верить?

– А разве я прошу? – Джеймс не просто сел на кровать, а закинул на нее ноги в обуви. Как у них принято. Вот чего Бенкендорф не понимал! Но не стал одергивать арестанта, ведь тот, как мог, уравнивал положение. Ничего, весь подберется.

– Есть иная логика, – произнес он. –