Вальтер Скотт - Антикварий

Тут лорд Гленаллен слегка тронул его за локоть и увлек в отдельную комнату.

— Ради бога, скажите, кто этот молодой человек, так разительно похожий на…

— … на несчастную Эвелин? — перебил его Олдбок. — Я полюбил его с первого взгляда, а ваша светлость указали причину.

— Но кто… кто он? — продолжал лорд Гленаллен, судорожно сжимая руку антиквария.

— Раньше я назвал бы его Ловелом, но теперь оказывается, что он майор Невил.

— … которого мой брат воспитал как внебрачного сына… и сделал своим наследником… Боже, это дитя моей Эвелины!

— Постойте, милорд, постойте! — сказал Олдбок. — Не торопитесь с таким предположением. Какова его вероятность?

— Вероятность? Нет, здесь не вероятность, а уверенность! Управляющий, о котором я вам говорил, письменно изложил мне всю историю. Я лишь вчера получил это письмо. Приведите его, ради бога, чтобы отец мог благословить его, прежде чем умрет.

— Хорошо. Но ради вас самого и ради него, дайте мне минуту, чтобы подготовить его к такой встрече.

И, решив расследовать дело глубже, чтобы полностью убедиться в справедливости столь странной истории, Олдбок отправился к майору Невилу, который в это время отдавал распоряжение распустить собравшиеся вооруженные силы.

— Прошу вас, майор, на минуту передать дела капитану Уордору и Гектору, с которым вы, надеюсь, окончательно помирились (Невил улыбнулся и через стол пожал руку Гектору), и выслушать меня.

— Вы могли бы этого требовать от меня, мистер Олдбок, даже если бы мои дела были более неотложны, так как я выступал перед вами под вымышленным именем и за ваше гостеприимство отплатил тем, что ранил вашего племянника.

— Вы поступили с ним, как он того заслуживал, — ответил Олдбок, — хотя, кстати сказать, сегодня он выказал и здравый смысл и подлинный воинский дух. Право, если б он освежил в памяти науку, а также почитал Цезаря, и Полибия, и «Stratagemata» Polyoeni note 211, я думаю, он добился бы в армии повышения, а я, конечно, помог бы ему.

— Он вполне этого заслуживает, — сказал Невил. — А я рад, что вы готовы меня простить. Вы сделаете это еще более охотно, если узнаете, что, к сожалению, я имею не больше прав на имя Невила, под которым все меня знают, чем на имя Ловела, под которым знали меня вы.

— Вот как! Тогда, я уверен, мы найдем вам такое имя, на которое у вас будет самое твердое и законное право.

— Сэр! Я полагаю, что вы не считаете несчастные обстоятельства моего рождения подходящим предметом для…

— Ни в коем случае, молодой человек, — перебил его антикварий. — Я думаю, что знаю о вашем рождении больше, чем вы сами, и, чтобы убедить вас в этом, скажу: вы были воспитаны и известны как внебрачный сын Джералдина Невила из Невилсбурга в Йоркшире и, я предполагаю, как его наследник по завещанию.

— Простите, но мне никто не сулил таких видов. На мое воспитание не жалели затрат, мне предоставляли средства для успешного прохождения службы в армии, но, мне кажется, мой предполагаемый отец долгое время питал надежду на брак, хотя она и не осуществилась.

— Вы говорите «предполагаемый» отец. Что побуждает вас думать, что мистер Джералдин Невил не был в действительности вашим отцом?

— Я знаю, мистер Олдбок, что вы не стали бы расспрашивать о таких деликатных вещах для удовлетворения праздного любопытства. Поэтому откровенно расскажу вам, что случилось в прошлом году, когда мы занимали небольшой город во французской Фландрии. В монастыре, близ которого мы квартировали, я нашел женщину, удивительно хорошо говорившую по-английски. Это была испанка, звали ее Тереза д'Акунья. Когда мы познакомились и ей стало известно, кто я, она сказала мне, что нянчила меня в раннем детстве. Впоследствии она то и дело бросала намеки на то высокое положение, которое я будто бы вправе занять, и обещала объяснить все более подробно в случае смерти некоей шотландской леди: пока та была жива, она считала себя обязанной хранить тайну. Она же сообщила мне, что мистер Джералдин Невил мне не отец. Вскоре мы подверглись нападению неприятеля и были вынуждены покинуть город, ставший добычей свирепых республиканцев. Монашеские ордена были предметом их особой ненависти и жестокости. Монастырь был сожжен, и многие монахини погибли, в том числе и Тереза, а с ней исчезли и все возможности узнать историю моего рождения и всю — несомненно связанную с ней — трагедию.

— Raro antecedentem scelestum, или, как я мог бы здесь сказать, scelestam, — заметил Олдбок, — deseruit poena note 212. Это признавали даже эпикурейцы. Что же вы после этого сделали?

— Я написал мистеру Невилу и просил у него объяснений, но без успеха. Тогда я взял отпуск, поехал к моему приемному отцу и бросился к его ногам, умоляя раскрыть мне до конца то, чего не досказала Тереза. Он отказался и, когда я проявил настойчивость, стал гневно попрекать меня теми благодеяниями, которые мне уже оказал. Я нашел, что он превышает права благодетеля, а он вынужден был признать, что не имеет права на звание отца, и мы расстались, весьма недовольные друг другом. Я отказался от имени Невила и принял то, под которым вы меня знали. В эту пору, гостя на севере Англии у друга, который покровительствовал моему инкогнито, я познакомился с мисс Уордор и, повинуясь романтическому увлечению, последовал за ней в Шотландию. Я колебался между различными планами устройства своей жизни и решил еще раз обратиться к мистеру Невилу за объяснением тайны моего рождения. Прошло много времени, прежде чем я получил ответ. Его вручили мне как раз в вашем присутствии. Мистер Невил писал о плохом состоянии своего здоровья и заклинал меня в моих же интересах не допытываться правды о его родстве со мной, хотя оно настолько близкое, что он решил сделать меня своим наследником. Когда я готовился покинуть Фейрпорт и посетить мистера Невила, прибыл второй гонец с сообщением, что его не стало. Внезапно обретя большое богатство, я не мог подавить угрызения совести, вспоминая, как я вел себя с моим благодетелем. К тому же в письме были намеки, будто на моем рождении лежит пятно, которое намного хуже простой незаконности. При этом я вспомнил также о предубеждении против меня сэра Артура.

— И вы до тех пор ломали себе голову над этой печальной темой, пока не заболели, вместо того чтобы обратиться ко мне за советом и рассказать всю историю? — сказал Олдбок.

— Совершенно верно. А тут подоспела моя ссора с капитаном Мак-Интайром и необходимость бежать из Фейрпорта и вообще из здешних мест.

— Бежать от любви и поэзии — от мисс Уордор и «Каледониады»?

— Именно так!

— И с тех пор вы, по-видимому, вынашивали планы, как помочь сэру Артуру?