Вальтер Скотт - Пуритане

Потом она заговорила о том, что выгодно сохранять старое платье, которое она называла «заготовкой для нового», и пустилась в длинный рассказ о бархатном плаще покойного Милнвуда, превращенном сначала в камзол, а затем в пару штанов; и все эти вещи неизменно казались, по ее словам, всякий раз совсем новыми, — но в этот момент Мортон прервал ее повествование о метаморфозах бархатного плаща, заявив, что пора прощаться.

Он очень ее огорчил, сказав, что должен ехать сегодня же.

— Но куда же вы направляетесь? И что собираетесь делать? И почему не хотите провести ночь в своем собственном доме, после того как столько лет не спали под его крышей?

— Я знаю, что это нехорошо, милая Эли, но я должен ехать. Потому-то я и хотел скрыть от вас, кто я такой; я ведь знал, что вы не так-то легко меня отпустите.

— Куда же вы едете? — спросила Эли еще раз. — Видал ли кто такого, как вы: заехал на минутку и опять улетает, словно стрела, выпущенная из лука!

— Так нужно, Эли. Сейчас я еду к Нийлу Блейну в «Приют волынщика», — ответил Мортон. — Как вы думаете, смогу ли я там заночевать?

— Заночевать? Конечно, сможете, — сказала Эли, — и к тому же с вас за это хорошенько сдерут. Могу только одно сказать — вы потеряли в чужих краях всякий рассудок; подумать только, платить деньги за ужин и за постель, когда и то, и другое можно получить даром, и вам еще скажут спасибо, если вы примете приглашение!

— Уверяю вас, Эли, — сказал Мортон, желая положить конец ее настойчивым уговорам, — это очень важное дело: оно может доставить мне много выгод и не угрожает ни малейшим ущербом.

— Не возьму в толк, как это так, если вы начинаете с того, что готовы выбросить на свой ужин, может, два добрых шотландских шиллинга; впрочем, молодые люди надеются добыть деньги, швыряя их без всякого счету. Мой бедный старый хозяин вел себя куда вернее и никогда с ними не расставался, коль скоро они попадали в его карман.

Настояв на своем, Мортон попрощался с бедной Эли и, вскочив в седло, направился в расположенный невдалеке городок. Предварительно он взял с миссис Уилсон торжественное обещание не обмолвиться о его возвращении ни единым словом, пока она снова не увидит его или о нем не услышит.

«Я вовсе не расточителен, — думал он, медленно продвигаясь к городу, — но если б я поселился с верною Эли, как она об этом мечтает, то не прошло бы недели, как моя нерасчетливость разбила бы сердце этой славной старушки».

ГЛАВА XLI

А где ж хозяин,

Как вы мне обещали? Я всегда

С хозяином беседую охотно

Мортон без приключений добрался до городка и остановился в трактире. По дороге он не раз возвращался к мысли о том, как бы платье, которое он носил в юности, по ряду причин более удобное для него, чем военное, не помешало ему сохранить инкогнито. Впрочем, столько лет походов и странствии так изменили его наружность, что вряд ли кто-нибудь смог бы узнать во взрослом мужчине, лицо которого говорило об уме и решительности, незрелого и робкого юношу, удостоенного когда-то почетного звания Капитана Попки. Разве только какой-нибудь виг из числа тех, кого он водил за собой в сражения, узнает в нем бывшего командира милнвудских стрелков; но от этого риска, если он и вправду существовал, все равно не уберечься.

«Приют» был полон; он, видимо, по-прежнему пользовался доброю славой. Внешний вид и обращение Нийла Блейна, более тучного и менее обходительного, чем прежде, свидетельствовали о том, что его мошна распухла не меньше, чем тело, так как в Шотландии степень предупредительности трактирщика по отношению к гостям его заведения тем меньше, чем больше он преуспевает в делах. Его дочь приобрела вид и манеры ловкой трактирщицы, сохраняющей в атмосфере любви и войны, которая могла бы, казалось, смущать ее при исполнении многотрудных обязанностей, полнейшую невозмутимость. И Нийл, и его дочь удостоили Мортона ровно такою дозой внимания, на какую мог рассчитывать путник, путешествующий без слуг, в те времена, когда они были главным отличительным признаком знатности и богатства.

Разыгрывая взятую на себя роль в соответствии со своим внешним видом, он побывал в конюшне, чтобы взглянуть, накормлен ли конь; возвратившись в трактир и подсев к столу в общей комнате (ибо потребовать для себя отдельную было бы в те дни неслыханною причудой), он обнаружил, что находится в том самом памятном ему помещении, где несколько лет назад праздновалась его победа на стрелковом соревновании и где его в шутку произвели в капитаны, что повлекло за собой столько тяжелых последствий.

Конечно, он чувствовал, что очень изменился со времени этого пиршества, и все же, оглядевшись вокруг, увидел, что посетители «Приюта» мало чем отличаются от тех, кто заглядывал сюда прежде. Несколько горожан вливали в себя «капельку бренди», несколько драгун сидели вразвалку за своим мутным элем и проклинали тихие времена, не позволявшие им поднести себе лучшее угощение. Их корнет, правда, не играл в триктрак со священником в рясе, но все-таки был тут как тут и прикладывался к своей чарочке aqua mirabilis note 40 в обществе пресвитерианского пастора в сером плаще.

Картина была иная — и вместе с тем та же, действующие лица были другие, но характер происходящего в целом оставался все тем же.

«Пусть человечество, подобно морскому приливу, прибывает и убывает, — размышлял Мортон, наблюдая окружающую картину, — всегда найдется довольно таких, что заполнят освобожденное случаем место, и в обычных житейских занятиях и удовольствиях люди будут сменять друг друга, как листья на том же дереве, с теми же индивидуальными чертами отличия и тем же всеобщим сходством».

Переждав несколько минут, Мортон, знавший по опыту, каким способом обеспечивается любезность трактирщика, велел подать пинту кларета, и, когда улыбающийся Нийл Блейн предстал перед ним с кувшином пенящегося, только что нацеженного из бочки вина (в то время еще не принято было разливать вино по бутылкам), он пригласил его присесть рядом и отведать его угощения.

Это приглашение было по душе Нийлу Блейну, но оно его не удивило и не смутило: конечно, не каждый посетитель, за неимением лучшего общества, приглашал его разделить компанию, но все же это случалось нередко. Он присел рядом со своим гостем в уединенном уголке у очага, выпил по его настоянию почти все стоявшее перед ним вино и, выполняя одну из своих обязанностей, принялся выкладывать местные новости — о рождениях, смертях, браках, о переходе поместий из одних рук в другие, о разорении старых родов и о возвышении новых. Но политики — неиссякаемого источника красноречия в наши дни — хозяин «Приюта» явно и старательно избегал и только на прямой вопрос Мортона ответил с видом полного безразличия: