Гэри Дженнингс - Сокровища поднебесной

Как я уже говорил, Луиджи, нас не спасло даже то, что мы с тобой выпустили из повествования много вещей, которые казались нам слишком невероятными, чтобы в них поверить. Некоторые энтузиасты искали со мной встречи, рассчитывая познакомиться с тем, кого они действительно считали путешественником в дальние страны, однако по большей части люди желали увидеть человека, которого они по ошибке принимали за Великого Сочинителя, автора образной и развлекательной выдумки, а некоторые надеялись хоть краешком глаза взглянуть на Удивительного Лжеца — так толпа собирается, чтобы посмотреть, как секут какого-нибудь знаменитого преступника на площади у столбов. Казалось, что чем больше я протестовал, заверяя, что рассказал чистую правду, тем меньше мне верили, и с тем большим юмором (хотя и с любовью) ко мне относились. Едва ли я мог пожаловаться на то, что стал центром всеобщего внимания, потому что взгляды тех, кто смотрел на меня, были теплыми и полными восхищения, но я бы предпочел, чтобы мною восхищались не как выдумщиком.

Как я уже упоминал, наш новый Ca’Polo располагался на Корте Сабионера. Полагаю, что даже на последних картах Венеции до сих пор сохранилось официальное название этой маленькой площади — Двор корабельного балласта. Но ни один житель города больше не называл ее так. Всем она была известна как Двор Милиони — в мою честь, — потому что я прославился по всей Венеции как Марко Милиони, человек, нагромоздивший миллион выдумок, ибо все мои рассказы считали ложью и преувеличениями. Я стал очень известным человеком, однако слава моя была весьма сомнительна.

Со временем я настолько привык к своей новой репутации, что даже не обращал внимания на толпы мальчишек, которые постоянно следовали за мной во время прогулок по городу. Они размахивали деревянными мечами, подскакивали, словно галопировали на лошади, и в то же время шлепали себя по заду, крича что-нибудь вроде: «Подойдите сюда, великие принцы!» или «Забери тебя орда!» Такое постоянное внимание было неприятным, поскольку давало возможность даже совершенно посторонним людям узнавать и приветствовать меня, когда мне хотелось бы остаться неузнанным. Тем более что к тому времени у меня появилась еще одна причина не так бросаться в глаза горожанам, ибо случилось следующее.

Я не помню, где именно прогуливался в тот день, но вдруг прямо на улице столкнулся лицом к лицу с той самой малышкой Дорис, которая была моей подружкой в детстве и так обожала меня в то давнее время. Я остолбенел: ведь Дорис была приблизительно моего возраста, то есть слегка за сорок, а надо вам сказать, что к этому времени женщины, принадлежащие к низшему сословию, как правило, становятся уже седыми, морщинистыми и измученными жизнью. Однако передо мной стояла Дорис, только-только вступившая в пору женственности — лет двадцати с небольшим, — прилично и со вкусом одетая, а не в бесформенном черном одеянии, какое обычно напяливают на себя немолодые простолюдинки. Она по-прежнему оставалась золотистой блондинкой со свежим цветом лица, такой же хорошенькой, какой была, когда я видел ее в последний раз. Я был не просто изумлен, я был оглушен. И настолько забыл о приличиях, что чуть не выпалил ее имя, прямо там, на улице, и только в последний момент обратился к ней с почтением:

— Дамина Дорис Тагиабу!

Она сдержалась, не обратив внимания на мое бесстыдство, взмахнула юбками и гордо прошествовала мимо. Но тут Дорис увидела мою свиту из мальчишек, играющих в монголов, смягчилась, спрятала улыбку и произнесла довольно приветливо:

— Вы мессир Марко?.. Я имею в виду?..

— Марко Милиони. Прошу вас, не стесняйтесь, Дорис. Все меня так называют. Между прочим, вы сами раньше называли меня и похуже — Marcolfo и тому подобное.

— Мессир, боюсь, вы приняли меня за другую. Я так понимаю, что вы когда-то знали мою мать, в девичестве Дорис Тагиабу.

— Не может быть! — Боюсь, что на какой-то момент я позабыл, сколько лет прошло со времени нашей последней встречи с Дорис. Уж очень эта юная девушка была похожа на мои воспоминания о ней, я запомнил Дорис несформировавшейся, маленькой дикаркой, этакой zuzzerellóne[255]. — Неужели Дорис — ваша мать? Но ведь она была совсем ребенком!

— Дети вырастают, мессир, — сказала девушка и добавила с озорством: — Даже ваши вырастут. — И она показала на полудюжину миниатюрных «монголов».

— Это не мои дети. А ну-ка кыш! Великий хан приказывает вам удалиться! — прикрикнул я на них, и, подобно всадникам на воображаемых норовистых конях, мальчишки отступили на какое-то расстояние.

— Я просто пошутила, мессир, — заметила эта знакомая незнакомка, теперь уже открыто улыбаясь и еще больше напоминая этим веселую фею из моих юношеских воспоминаний. — Все в Венеции отлично знают, что мессир Марко Поло все еще холостяк. А моя мама, несмотря ни на что, выросла и вышла замуж. Я ее дочь, и меня зовут Доната.

Это имя обозначает «данная», «подарок», поэтому я заметил:

— Красивое имя и очень подходит красивой молодой девушке. — Я поклонился ей так, словно нас официально представили друг другу. — Донна Доната, я был бы рад узнать, где сейчас живет ваша матушка. Мне бы хотелось увидеться с ней снова. Мы ведь с ней были когда-то… близкими друзьями.

— Увы, мессир. Тогда мне очень жаль, но я должна сообщить вам, что она умерла от инфлюэнцы и лихорадки несколько лет назад.

— Gramo mi! Как горько это слышать. Ваша матушка была мне очень дорога. Примите мои соболезнования, донна Доната.

— Дамина, мессир, — поправила она. — Моя матушка была донной Дорис Лоредано. А я, как и вы, пока не связана узами брака.

У меня на языке вертелось игривое замечание, но я засомневался, как бы девушка не сочла меня дерзким, и поэтому сказал следующее:

— Почему-то мне не хочется выражать вам соболезнование по поводу того, что вы не замужем. — Доната выглядела слегка удивленной моей наглостью, но не оскорбленной, поэтому я продолжил: — Дамина Доната Лоредано, если бы я отправил, как и полагается, sensàli к вашему отцу, как вы думаете, он разрешил бы мне зайти к вам домой? Мы могли бы поговорить о вашей покойной матушке… о старых временах…

Она вскинула голову и какое-то время изучала меня. А затем сказала откровенно, без всякого лукавства, как когда-то делала ее мать:

— Знаменитый и почитаемый мессир Марко Поло, разумеется, желанный гость везде. Если вы отправите своих sensàli maistro[256] Лоренцо Лоредано на Мерчерию, где находится его мастерская…

Sensàli могли означать и деловых посредников, и сватов, я послал последних, в лице моей степенной мачехи с парой ее весьма внушительного вида служанок. Донна Фьорделиза вернулась и доложила, что maistro Лоредано отнесся к моему начинанию весьма благожелательно. И добавила, многозначительно приподняв свои брови: