Гэри Дженнингс - Пророчество Апокалипсиса 2012

— Мы побываем во дворце после того, как правитель проведет другие встречи.

В Толлане меня ошеломляло все: начиная от залитых кровью гигантских пирамид до бесчисленных домов, не говоря уже о тысячах людей, заполнявших широченные улицы. До сих пор мне не доводилось видеть в одном месте больше пятнадцати — двадцати домов, да и те представляли собой крытые соломой хижины со стенами из вертикальных стеблей агавы, переплетенных с ее же ветками, и обмазанными глиной. Здесь же повсюду высились надежные, прочные строения, способные выдержать хоть наводнение, хоть пожар. Повсюду, сколько мог видеть глаз, вдоль улиц тянулись прямоугольные одноэтажные, а то и двухэтажные жилища из кирпича-сырца. Их выбеленные стены поблескивали в лучах клонившегося к закату солнца. Позади почти каждого дома находился полный цветов дворик.

— Места в городе мало, так что в домах тесновато, — заметил Звездочет. — Чем просторнее дом, тем богаче его жилец. — Он указал на один из жилых домов, который был почти вдвое больше соседних. — Видишь? Здешний хозяин явно состоятельный человек.

— Он что, выращивает много маиса? — наивно поинтересовался я.

— Мой юный друг, — рассмеялся Звездочет, — неужели здешние жители кажутся тебе похожими на земледельцев? Или, может быть, ты заметил в городе маисовые поля?

— Ну… а чем же они все занимаются?

— Кто чем. Есть торговцы, владельцы складов, дворцовые и храмовые служители, чиновники.

— А как они добывают пропитание?

— Большую часть платы за различные труды люди получают именно в виде провизии: зерном, овощами, иногда даже индейками или утками.

— Индейками и утками? — удивился я.

— Как по-твоему, если у человека полный сарай птицы, он богат?

— Еще бы!

— А вот у нашего правителя тысячи индюков и уток.

— Ну, тогда это смертный бог, — выдохнул я.

— Некоторые его таким и считают.

По мере того как продолжался осмотр города, я все больше убеждался в правоте старика. Скоро мы вступили в богатый квартал, населенный преимущественно чиновниками. Дома здесь были на пять-шесть комнат, а некоторые возвышались аж на три этажа. А на одном из дворов я заметил не только индеек, уток и съедобных собак, но и двух привязанных к дереву попугаев с такими зелеными перьями, что они казались пугающе нереальными.

— Зеленые попугаи! — прошептала Цветок Пустыни.

Мы оба застыли на месте, едва не лишившись дара речи. Даже такой невежественный ацтек, как я, знал, что плюмаж из перьев зеленого попугая — это настоящее сокровище.

— А у нашего правителя таких тысячи, — сообщил Звездочет.

— Да такого богатства не может быть на целом свете! — изумилась Цветок Пустыни.

— Ты уверена?

Мы свернули за угол и вышли на центральную рыночную площадь Толлана. И опять старик оказался прав: я и представить себе не мог, что на земле может существовать подобное изобилие. Казалось, будто все богатства южного Дома Солнца и блаженной обители Тлалока были собраны здесь, в одном месте, в действительности представлявшем лишь часть огромного города.

Чего тут только не было: разнообразные веревки, свитые как из волокон агавы, так и из сыромятной кожи, целые горы маисовых початков, сладкий картофель, лук, перец и какао-бобы, ошкуренные копченые кролики, поросята-пекари[8], индейки, утки, лани, жареные собаки, лягушки, рыба… Хоть сейчас на стол подавай! Здесь же предлагали бумагу из агавы и древесной коры, сок агавы, свежий мед, краски, в особенности индиго и кошениль, обсидиановые ножи, кремневые наконечники для копий, медные топоры, бамбуковые курительные трубки, стулья и спальные матрасы, жаровни, глиняную утварь, соль, древесный уголь, пропитанные смолой сосновые факелы, перья попугаев, орлов и соколов, лечебные травы, припарки, масла и растирания, барабаны, сделанные из раковин, трубы, флейты, погремушки, отрезы ярко окрашенных и богато расшитых тканей, самоцветы, драгоценные камни, жемчуг, изделия из серебра и золота, всевозможные ожерелья, серьги, браслеты. По соседству работали мастера татуировок и брадобреи.

Женщины, преклонив колени у печей, готовили бобы, проперченные маисовые лепешки тамале, тлаксатле и тортильи, в которые заворачивали приготовленное мясо или птицу. В дальнем конце рынка я даже углядел несколько клеток с пленными и осужденными преступниками, среди которых жрецы и начальники каменоломен присматривали себе людей для каторжной работы или жертвенного алтаря.

Теноча я заметил сразу. Он сидел в клетке один, его лицо, грудь, грязная набедренная повязка были измазаны в крови. Досталось ему основательно, но он остался тем же: на меня он посмотрел с убийственной злобой, а уж при виде Цветка Пустыни его глаза и вовсе наполнились безумной яростью.

— Он уйдет за хорошую цену, — заметил Звездочет. — У него сильные мускулы и крепкое сердце. Жрецы и начальники каменоломен будут перекупать такого пленника друг у друга.

— Да изрыгнут боги его желчь, — сказал я.

— Возможно, каменоломни даже страшнее, — возразил старик.

Стоя напротив заточенного в клетку Теноча, мы говорили о нем, как будто его и не было, отчего он бесновался еще пуще.

— Но почему мы с Цветком избежали и каменоломен, и жертвенного камня, а Теноч нет? — спросил я у Звездочета, когда клетки с пленниками остались позади.

— У тебя острый глаз и хорошая память как на названия, так и на образы, и ты разбираешься в звездах. Мое зрение слабеет, да и память тоже. Мне в работе требуется юный помощник. — Он указал на ночное небо.

Луна была полной, на черном, как обсидиан, небосводе сияли тысячи звезд. Особенно выделялась плотная, широкая звездная полоса, известная как Древо Мира.

— Ты нужен мне, чтобы наблюдать за звездными богами и проникать в их тайны, — продолжил Звездочет. — Раскрыть секрет Темного Разлома и узнать, что нам предначертано.

— А Цветок Пустыни?

— Если бы я отправил ее на жертвенный камень или в каменоломни, ты бы в жизни мне этого не простил. А нужно, чтобы ты работал с душой.

— Выходит, ты пощадил Цветок Пустыни, чтобы скрасить мою жизнь?

— И свою тоже. Женщина в доме нам не помешает, должен же кто-то ходить на рынок, чинить одежду, делать уборку, молоть зерно и печь нам лепешки. У нас с тобой на это времени не будет.

— Да, — согласился я, — звездных богов на небе много.

— Они неисчислимы и бессмертны, мы же мелки и преходящи.

— Но я не знаю, с чего начать.

— С твоих шести маленьких шаров.

— Хочешь сказать, что на моем животе начертаны тайны богов?