Юрий Дольд-Михайлик - И один в поле воин

Ознакомительный фрагмент

– Барон, не согласитесь ли вы быть моим партнёром? Вы, конечно, играете в бридж?

Гольдринг разводит руками и с искренним огорчением говорит:

– Очень сожалею о своём невежестве. Но в этом деле я совершенный профан. Признаться, очень хотел бы научиться.

– Если не возражаешь, Пауль, я могу составить тебе партию, – предложил Коккенмюллер.

– А кого пригласим ещё?

– Ну, конечно, Шульца и… – Коккенмюллер оглядывает комнату, – и… хотя бы Вернера… Вернер, – зовёт он, – ты ещё способен отличить туза от валета?

Вернер, мрачно тянувший коньяк у одного из столиков, лениво поднимается. Глаза у него совсем посоловели, но держится он прямо, все движения чёткие, словно он совсем даже не пил.

Коккенмюллер расставляет стулья. Он сегодня очень весел и возбуждён. Утром гауптман отправил хорошую посылку своим родным, и не с тряпьём, а с настоящими ценностями. Он считает, что у него сегодня счастливый день и ему должно везти.

Шульц присаживается к столу деловито, словно он сейчас должен приступить не к карточной игре, а к какой-то очень важной, кропотливой работе.

– Вы не протестуете, если я сяду рядом с вами, чтобы немного поучиться? – спрашивает Кубиса Гольдринг.

Пауль Кубис не очень любит, когда кто-то заглядывает в карты. Это его нервирует. Но он не решается отказать барону и любезно придвигает ему стул.

Игра вначале идёт вяло. Кубис помнит своё намерение не зарываться и потому играет с несвойственной ему осторожностью. К Коккенмюллеру не идёт карта. Шульц, как всегда, выжидает. Лишь Вернер, которого начинает развозить после выпитого, всё больше горячится. Он рискует, делает неожиданные ходы и, к удивлению всех присутствующих, раз за разом выигрывает. Пауля тоже охватывает азарт. Забыв о своём решении быть осторожным, Кубис удваивает ставку. Но карта идёт никудышная. К тому же и партнёр его, Коккенмюллер, делает ошибку за ошибкой. Шульц, довольный, потирает под столом руки. Они с Вернером уже в большом выигрыше. А этот Кубис словно ошалел. Объявляет мизер, хотя ясно, что он не наберёт и половины взяток.

Нет, и на сей раз фортуна не поворачивается лицом к Паулю Кубису. Выигрывают, как и следовало ожидать, Шульц и Вернер. Коккенмюллер с кислой миной кладёт свою часть проигрыша, 315 марок, на стол, а Паулю приходится отвести этого скрягу Шульца в угол и просить подождать до завтра. Шульц очень сухо и официально отвечает согласием подождать до двенадцати дня, поскольку у него завтра тоже есть платежи чести. Слово «чести» он произносит с таким нажимом, что Пауль Кубис понимает – без скандала не обойтись, если он не заплатит проигрыш своевременно.

Чтобы скрыть от присутствующих своё дурное настроение, Пауль задерживается в зале и распивает бутылку коньяка с Гольдрингом и Вернером. Шульц, конечно, сразу скрылся, чтобы не платить за коньяк. Но Вернер ведёт себя, как настоящий офицер. Он угощает всех, кто подходит к их столику. Потом Гольдринг заказывает две бутылки шампанского и они все стоя пьют прощальную. К концу вечера в голове у Пауля очень шумит, и он даже не помнит, как доплёлся до своей комнаты. Собственно говоря, это хорошо, он сразу заснул и не терзался мыслью, где взять деньги, чтобы расплатиться с Шульцем.

Проснулся Пауль Кубис с тяжёлой головой, подсознательно чувствуя, что его ждёт какая-то неприятность. Сразу он даже не сообразил в чём дело и, лишь умывшись и сев завтракать, вспомнил: Шульц. Со всяким другим дело можно было уладить только не с этой тучной бестией. Тоже мне! Платежи «чести»! Разве он знает, что такое честь?

В штаб Кубис пришёл нарочно раньше, надеясь встретить кого-нибудь и перехватить хоть часть нужной ему суммы. Но у Коккенмюллера нашлось в кармане лишь двадцать марок. Не идти же одалживать к оберсту или генералу.

Из своего кабинета Пауль попробовал позвонить двум–трём приятелям, хотя заранее знал, что денег ни у кого нет, все уже успели всё пропить и проиграть. «Эх, будь что будет!» – решил, наконец, Кубис и, разложив бумаги, собрался приняться за работу.

Лёгкий стук в дверь заставил его вздрогнуть. «Неужели Шульц?» – мелькнула мысль. Но, взглянув на часы, Пауль с облегчением вздохнул: только десять.

– Одну минутку, – громко крикнул он и, подойдя к обитой жестью двери, открыл автоматический замок.

В коридоре стоял лейтенант Гольдринг.

– Заходите, заходите, барон! – искренне обрадовался Кубис. – Как странно, именно сию минуту я подумал, что вы можете мне помочь в одном деле.

– К вашим услугам. Тем более, что и у меня к вам есть дело, скорее – небольшая просьба.

Пригласив гостя сесть, гауптман опустился в кресло у письменного стола, небрежно отодвинув в сторону кипу бумаг.

Нет, ему не в чем упрекать судьбу, если она привела к нему барона Гольдринга. Во-первых, можно перехватить три–четыре сотни марок, чтобы рассчитаться с Шульцем. Как это он раньше не подумал о такой возможности? А во-вторых, самый удобный случай, чтобы выполнить поручение Бертгольда. Надо оставить барона одного в комнате, не убирать со стола эти бумаги с грифом «совершенно секретно» и забыть полуоткрытым сейф. Фон Гольдринг не устоит против такого искушения, если он человек ненадёжный… Тогда, стоит лишь взглянуть в окуляр перископа, вмонтированный рядом с сейфом так искусно, что ни один человек не догадается, – и барона можно поймать с поличным.

Только как всё это сделать? Если бы он подготовился заранее, всё можно было бы разыграть как по нотам. Поручить кому-либо из подчинённых вызвать его к телефону, извиниться перед бароном, попросить подождать. А самому тем временем… Да что об этом думать? Теперь, когда Гольдринг вошёл неожиданно, надо полагаться исключительно на свою находчивость. Что-нибудь сообразить! Только вот с чего начать разговор, чтобы задержать Гольдринга, и как повернуть так, чтобы одним выстрелом убить двух зайцев: попросить денег и одновременно проверить барона?

– Так чем же я могу быть полезен?

– Видите ли, – Кубис медленно подбирал слова, – мне очень бы хотелось знать ваше мнение по ряду вопросов, связанных с моей работой. Я имею в виду агентурную разведку, которой имею честь руководить.

– Охотно отвечу на все ваши вопросы…

– Вы работали в России и, конечно, знакомы с практикой русских. Скажите, когда советская контрразведка раскрывает нашего агента и арестовывает его, есть ли у него какие-либо шансы на спасение?

– Не больше, чем у рыбы, лежащей на сковороде, попасть обратно в речку. В мирное время наш разведчик ещё может рассчитывать на какие-то смягчающие обстоятельства, как-то: чистосердечное признание или ещё что-либо… Но во время войны… Вы сами знаете: законы военного времени всегда суровы.