Цикл романов "Анжелика" Компиляция. Книги 1-13" (СИ) - Голон Серж

Без малейшего колебания подносил он к губам переходящую из рук в руки трубку. В сущности, все эти обряды имели для него только одно значение: с их помощью возникало и укреплялось взаимопонимание между двумя расами, изначально чуждыми друг другу, и если ради этого надо было есть руками и брать в рот обслюнявленную трубку, что ж — он нисколько не возражал.

Именно благодаря такому его поведению свободно чувствовали себя остальные европейцы. И снисхождения в этом было столько же, сколько уважения.

А к детям это приходило сразу. Между детьми и дикарями существует родство духа. Эльвира говорила, что ее мальчишки вполне могли бы однажды убежать от нее и уйти, не повернув головы, вслед за индейцами в их вигвамы. Было известно множество историй о канадских детях, французах и англичанах, похищенных индейцами во время налетов, которые так привыкали к образу жизни своих похитителей, что приютившее их племя становилось им ближе и дороже, чем родная семья.

Ближе к концу пирушки кто-то из вновь прибывших, не зная нрава континентальных индейцев, предложил, дабы увенчать празднество, поднести каждому по «капельке», по рюмочке вина Это была ошибка. Мопунтук вознегодовал.

Водка и вино белых были для индейцев источником священного восторга. Но разве смогут они впасть в транс от одной «рюмочки» не больше дамского наперстка! Выпить такую жалкую порцию означало для вождя металлаков не только пустую трату драгоценного напитка, но и оскорбление, нанесенное богам. Когда служишь богам, нужно не жалеть себя!

Он запретил своим воинам принимать этот унизительный скаредный дар.

Некоторые тайком все же подошли за своим «наперстком», намереваясь присовокупить его к нескольким пинтам, терпеливо собранным за лето путем обмена с белыми, — они хранили свой запас в неприкосновенности для священной попойки, которая будет последним празднеством перед наступлением зимы.

Когда этот маленький инцидент был исчерпан, пир продолжился как ни в чем не бывало. Металлаки, наевшись так, что без сил валились на землю, блаженствовали, устроив сиесту. Запах виргинского табака стоял в воздухе.

Отдохнув, Мопунтук и другие вожди подхватили ребятишек, среди которых была Онорина, и, посадив их себе на плечи, повезли кататься на лошадях, устроив в прерии настоящую скачку.

Вновь зазвенел смех, раздались крики, зазвучали песни. Женщины чистили котлы и убирали кухонную утварь.

На смену прозрачной ясности дня шли сумерки, и все вдруг как-то помрачнело.

Потянуло холодом; Анжелика, оглядевшись вокруг, слегка вздрогнула, но не от того, что озябла.

Под золотой пыльцой солнечных лучей в роскошной красоте этих последних дней осени внезапно ясно проступило увядание. Солнце стало гораздо бледнее, и вот уже уходят на зимовье индейцы-охотники.

С вершины холма люди из Вапассу махали им вослед, а они в последний раз проходили берегом озера, чтобы затем скрыться за серыми деревьями. В воде, подернутой тончайшей пленкой льда, качались их отражения, которые тут же смывались набегающей рябью.

Все лето и осень, вплоть до наступления зимы, на сторожевой башне несли вахту часовые, и каждый день командир наемных солдат Марсель Антин высылал на разведку несколько патрулей, которые прочесывали окрестности.

Только с первым снегом напряжение несколько спадало, и можно было позволить себе немного ослабить бдительность. Ибо снег, помимо покрова божественной красоты, сверкающего тысячами огоньков под лучами зимнего солнца, нес покой и нечто вроде перемирия.

Это отнюдь не было игрой воображения. Снег и холод давали людям гарантию мирной жизни. То было тяжкое время для зверей и всех, кто страдал от недостатка пищи и тепла, но зато оно великодушно избавляло от самого страшного, самого разрушительного бедствия — войны.

Таково было своевольное решение природы, воздвигшей барьер между человеком и его страстями, его тягой к насилию и крови. Природа слепа, но она бдительный страж: капризная и язвительная, она с пренебрежением относится к человеку — букашке, возомнившей себя великаном. А если тот пытается вступить с ней в борьбу, она приходят в ярость. Если бы мы умели понять ее внешне безрассудные проявления, то должны были бы не проклинать их, а благодарить за то, с какой самоуправной небрежностью опрокидывает она все честолюбивые планы человека. Так произошло с «Непобедимой армадой»: прахом пошли долгие годы тщательных приготовлений; буря разметала испанский флот, изменив тем самым ход истории, и все эти корабли, груженные золотом, опустились на дно морское…

То была одна из причин, по которым Анжелика любила снег. Нет ничего более восхитительного, когда поднимаешься с теплой постели в хорошо протопленной спальне, чем, подойдя к окну, не столько увидеть сквозь заиндевелое стекло, сколько угадать бесшумно выпавший за ночь снег, окутавший землю своим пушистым покрывалом. День будет совсем иным.

Но надвигались другие заботы: надо было приниматься за пирог. Детей отослали гулять.

В едином порыве они побежали за близнецами, чтобы показать им их первый снег. Нянькам пришлось уступить: младенцев вынули из колыбели и торжественно понесли на улицу. Закутанные в меха, они щурились и моргали своими крохотными веками от непривычного блеска, потому что снег отражал солнечные лучи как зеркало. А дети, сгорая от желания поделиться с ними своей радостью, казалось, говорили им:

«Смотрите! Смотрите, маленькие принцы, как прекрасен надаренный вам мир!»

Лукас М'боте, негр из племени банту, бесстрашно смотрел на снег, который видел впервые в жизни. Он входил в этот новый для себя мир с невозмутимостью первобытного воина, для которого земля за пределами его деревни представляется неведомой враждебной территорией, полной ловушек, опасностей и колдовских чар, и его с детства приучали встречать их с достоинством, не унижая себя ребяческим удивлением.

Напротив, Ева Гренадин, также никогда не видевшая снега, радовалась ему так шумно, с таким восторгом зарывалась в белоснежные сугробы, что ничем в этом отношении не отличалась от ребятишек.

Да, Анжелика была уверена, что всегда любила снег, и, разбирая вместе с Онориной, сидящей на скамеечке у ее ног, целебные корни, складывая их в берестяные шкатулки, она вспоминала свое детство в Монтлу, старом пуатевинском замке, который становился таким прелестным, когда его старые круглые башни надевали капюшон из белого меха.

Монтлу, объясняла она девочке, это что-то вроде Вапассу. Зимой, когда они жались друг к другу в большой кухне, чтобы согреться, было так одиноко… В любой момент могли нагрянуть солдаты-грабители или разбойники. Когда опасность возрастала, крестьяне покидали свои хижины и приходили в замок просить убежища. Тогда поднимали подъемный мост на проржавевших цепях. У них был свой наемный солдат, немец или швейцарец, вроде Курта Рица, а алебарда у него была в два раза больше, чем он сам.

В Пуату была порода очень маленьких осликов, с густой шерстью и большими ушами, словно вырезанными кривым ножом, такие они были грубые. Те, которых ее отец выращивал вместе с мулами, в холодные дни тоже приходили проситься в замок.

Сначала слышался стук их круглых крепких копытцев по деревянному настилу моста, затем они выстраивались кружком перед воротами и ждали. Если им долго не открывали, они начинали реветь. Ну и какофонию они устраивали!

— Расскажи! Ну, расскажи еще про черных осликов, — умоляюще говорила Онорина, которая обожала воспоминания Анжелики о своем детстве.

В год своего возвращения из Квебека Анжелика подарила Йонасам «придурковатого» пса, которого спасла от бури и, уступая мольбам Онорины, вырвала из рук мучителей.

— Он будет охранять вас от пожара!

Говорили, что собаки этой породы обладали способностью чувствовать опасность — своим особым чутьем они улавливали малейший запах гари в любом уголке дома и начинали биться о стены, как безумные, но без единого звука, ибо они «не лаяли». Более пес, кажется, не годился ни на что. И поскольку до сих пор в Вапассу еще не было — хвала Господу! — ни одного пожара, то нельзя было удостовериться в тонкости его чутья. При этом он несколько раз терялся в лесу, и однажды его едва не загрызли волки. Но зато он превратился в счастливого пса.