Павел Комарницкий - Мария, княгиня Ростовская

— А куда оно денется, — мрачно ухмыльнулся кузнец.

— Та-ак… Так, да? Хорошо. Сейчас ты наденешь это своё дерьмо, и мы проверим. Я ещё не разучился стрелять из лука, и наконечники стрел в моём колчане настоящие, урус. Настоящие, понял? А не те, что ты ковал.

Цаган с силой ткнул русского мастера в нос концом плети. Голова Олеши мотнулась, из носа закапала кровь.

— Ты думал, самый хитрый здесь, да, урус? Я бы поверил, что ты просто дрянной кузнец, будь ты совсем молод. Но к твоему возрасту кузнец или овладевает ремеслом как следует, или подыхает с голоду. Раз ты не подох, значит, работать с железом умеешь. Умеешь, но не хочешь. Так, э?

Хозяин снова ткнул мастера в нос, и кровь, приутихшая было, хлынула гуще.

— А ты меня не пугай… — тихо, но внятно произнёс Олеша. — Давай, стреляй.

— Храбрый, да? — ещё сильнее разозлился монгол. — Храбрых рабов не бывает, понял, ты, сын свиньи и верблюда? Храбрые в плен не сдаются!

Он с силой хлестнул плетью, распоров кузнецу кожу на плече — Олеша работал без рубахи, в одних штанах и кожаном переднике.

— Нет, урус. Не выйдет у тебя. Ты пока ещё довольно молод и силён, и тебя вполне можно продать. Мы испытаем твой этот вот доспех на старике.

Хозяин широко развернулся, едва не потеряв равновесие.

— Эй, ыслам, надевай дерьмовую работу и айда во двор. Ты ему помогал, стало быть, тоже виновен! Сегодня мне пришлось вернуть скакунов, взятых за вашу предыдущую поделку!

Монгол осёкся и с удивлением воззрился на торчащий из груди острый конец гранёного стального прута. Потом глаза его закатились, и бездыханное тело мешком рухнуло на усеянный слоем грязи и окалины пол. Мальчик-китаец, с начала разговора забившийся в угол, теперь сжался в комок и всхлипывал.

— Прости, Селим-ака… — Олеша мрачно разглядывал окровавленный прут, выдернутый из трупа. — Не смог я. Конец терпению.

— Понимай, Олеша, — негромко, раздельно произнёс Селим. — Помогу тебе, да…

— М? — вопросительно поднял глаза Олеша на старого мусульманина.

— Как же? Вера твой рэзать себя не разрешай, Иса долой прогоняй, яблуки-груши-хурма не давай… Моя твой коли сэрдце, потом себя… А то кожа с живой снимай…

— Хм… — кузнец задумался. Тряхнул головой. — Твоя правда, Селим. Возьмут, так кожу чулком спустят. Так пусть возьмут!

— Поймают, Олеша, — покачал головой Селим. — Куда побежишь? Поймают, да.

— А я и не побегу, — широко, почти радостно ухмыльнулся Олеша. — Ещё одного-двух поганых с собой прихвачу, глядишь, пустят яблок-то отведать за такое дело… А нет, так и что?

Кузнец уже снимал с убитого длинный кинжал. Подумав, подхватил с земли стальной прут, помахал им, примериваясь — не слишком ли тяжел…

— Не горюй, Лю! — он подмигнул мальчишке. — Тебя не тронут, верно говорю! Был бы раб, а хозяин найдётся!

Солнце било в цветные стёкла витражей, придавая главной зале Краковского замка необыкновенно нарядный, праздничный вид. Краем глаза Михаил Всеволодович видел, как Ростислав украдкой кидает любопытные взгляды на убранство залы — гобелены и портьеры из тёмно-алого бархата, здорово, впрочем, запылившиеся, а по верху ещё и сильно закопчённые.

— … Беда грозит страшная, господа, — голос князя Михаила отдавался эхом под высокими сводами. — Если не остановить Бату-хана сейчас, потом будет поздно. Смерчем пройдут поганые по Руси и вторгнутся в ваши владения. Оглянуться не успеете, как Краков в осаде окажется. Не дальновиднее ли остановить врага подалее от границ ваших?

— Но почему мы должны полагать, что планы тартаров заходят так далеко? — сидевший слева от Конрада Мазовецкого епископ в сутане поджал губы. — Нам известно, что овладеть Киевом и его богатствами заветная мечта всех степных вождей, начиная с хазаров. Но дальше на запад они не проникали.

— Потому что удавалось остановить степняков под стенами Киева! — князь Михаил старался говорить как можно проникновеннее. — Теперь всё иначе. Бату-хан мечтает омыть копыта монгольских коней в водах последнего моря. Он хуже древнего Аттилы, святой отец. Поверь, я знаю. Опыт Рязани и Владимира с Суздалем показывает, что будет с этим миром, ежели удастся Бату осуществить свои планы.

— Между Киевом и Мазовией лежит Волынь, — подал голос доселе молчавший воевода краковский Владислав Клеменс. — Там сорок городов, и все укреплены не слабо. А сам Владимир — очень мощный город, и взять его будет совсем не просто.

— Именно так думал и князь Георгий Владимирский, — усмехнулся князь Михаил. — Дескать, поторкаются степняки в стены, повоют аки волки, стрелы горящие помечут да и уберутся восвояси. Теперь очевидно, насколько сильно ошибался он.

— Спасибо, великий князь Михаил Всеволодович, — Конрад поднялся со своего кресла. — Сведения, что ты нам сообщил, чрезвычайно важные. Думаю, уже завтра будет готово решение по данному вопросу. А пока хочу предложить вам отдохнуть. Вы истомлены долгой дорогой, поэтому держать вас всю ночь на совете было бы просто жестоко со стороны хозяина, — Конрад улыбнулся. — Тем более что молодой князь должен прибыть к месту назначения в наилучшем виде. Женитьба дело серьёзное!

По лицам собравшихся пробежали улыбки. Князь Михаил встал.

— Как скажешь, славный Конрад. Пойдём, Ростислав.

— Вам и вашим людям уже приготовили комнаты и ужин, — Конрад теперь улыбался чуть виновато. — Не возражаешь, Михаил Всеволодович, если я зайду вечером?

— Что за гость, отказывающий хозяину в беседе? — Михаил улыбался широко и непроницаемо. — Ждём!

Когда двери за русскими князьями закрылись, Конрад снова сел.

— Прошу высказываться, господа. У кого будут какие мнения?

Государственный совет зашевелился. Вопрос действительно был не простой.

— Киеву надо помочь, — подал голос высокий светловолосый мужчина, судя по одежде, поляк. — Я был в Киеве неоднократно. У Киева мощные каменные стены и башни, неуязвимые для огня. Достаточно сильный гарнизон может продержаться там даже против миллионных полчищ.

— Твои торговые интересы в Киеве, Васлав, ещё не повод посылать туда всё наше войско. — епископ снова поджал губы.

— Не вижу ничего дурного в торговле, — довольно резко возразил Васлав. — И сейчас речь идёт не только о моих интересах. Князь Михаил прав — если степняки возьмут Киев, дорога дальше им будет легка.

— Я своё мнение высказал, — зашевелился воевода. — Даже если Киев возьмут, то степнякам придётся ещё преодолеть укреплённые линии на Случи, Верхнем Тетереве и Горыни. Каждый город — это осада, потом приступ, это потери времени и людей. Если даже степнякам и удастся каким-то чудом взять все крепости Волыни, то к стенам Владимира войско Бату-хана подойдёт не раньше апреля. Причём подойдёт уже сильно ослабленное, заметьте. Тут мы и нанесём им удар. Прижать к стенам города и уничтожить орду нацело!