Саймон Скэрроу - Римский орел

Ознакомительный фрагмент

— Оказать уважение! — презрительно фыркнул Сцевола. — Не хитри, я ведь знаю, каким ветром тебя сюда занесло.

— И каким же?

— Думаю, ты хотел бы взглянуть на реестр заказов.

— Вовсе нет. — Макрон поднял фляжку и долил вина в обе чаши. — Я ничего и не слышал про этот реестр.

— Значит, ты один такой в легионе. — Сцевола шатнулся, но ухватил свою чашу твердой рукой и осушил ее, не пролив ни капли. — Все тут крутятся, но я молчу. Приказ есть приказ, понимаешь?

— Да, приказ есть приказ, — согласился с глубокомысленным вздохом Макрон, делая вид, что уже перебрал, хотя пил лишь для виду. — Сниматься с места, такая возня… хотя, знаешь, эта Германия давно мне обрыдла. Зимой стужа, летом жарища, а вместо вина тут все хлещут какое-то пойло.

Последнее заявление имело целью подчеркнуть тот факт, что он, Макрон, потчует старика не какой-то галльской кислятиной, а отменным фалернским. Сцевола промолчал, но покосился на свою чашу, и Макрон тут же наклонил над ней горлышко фляги.

— Куда бы нас ни отправили, надеюсь, там с выпивкой будет получше.

— Ха! — фыркнул Сцевола. — Пользуйся тем, что здесь есть. Там у нас и бурды, пожалуй, не будет.

— Совсем? — деланно ужаснулся Макрон.

— Скорее всего, — буркнул Сцевола, потом, внезапно вскочив на ноги, заорал: — Эй, жердяй, ты как держишь меч? Ну-ка возьми его за эфес, или получишь хорошую взбучку!

Макрон с недобрым предчувствием повернулся. Так и есть, отличился не кто иной, как его долбаный оптион, он, идиот, стоял, держа меч под мышкой.

— Но, командир. Это же не настоящий меч. Он деревянный.

— На твое счастье, болван. Иначе ты располосовал бы себе весь бок и руку.

Центурион Бестия протиснулся сквозь толпу.

— Что тут у вас? Опять ты, сосунок? Ну, в чем дело сейчас? Меч не того размера?

— Никак нет, командир. Просто он деревянный. Это не настоящий меч, командир.

— Не настоящий? Конечно, не настоящий. Это не настоящий меч, потому что ты не настоящий солдат. Как и все остальные.

Бестия набрал воздуху в грудь и обратился ко всем новобранцам:

— Может быть, некоторые из вас, как и этот прыткий молокосос, тоже сообразили, что оружие вам выдали не боевое. Это потому, что до настоящего вы еще не доросли. Дай вам боевое оружие, и вы моментально покалечите как себя, так и друг друга. А мы не хотим, чтобы вы выполняли за наших врагов их работенку. Прежде чем получить настоящий меч, нужно научиться держать в руках деревянный. И не просто держать, но относиться к нему с почтением. То же самое относится и к копью, хотя оно и тупое. Возможно, кое-кому из вас только что выданное оружие покажется непомерно тяжелым. Привыкайте, учебное оружие и впрямь вдвое тяжелей боевого. Нам нужно развить крепость в ваших руках, и мы ее разовьем, зато вам в бою будет легче. А сейчас пристегните ваши мечи к поясам. Да не слева, а справа, болваны! И нечего пялиться, на левом боку мечи носят лишь командиры. Копье берут в правую руку, щит — в левую, запомните это накрепко, идиоты! И, как только управитесь, живо бегите на плац! Помните, что последний будет наказан!

«Яснее ясного, кто это будет», — подумал Макрон и повернулся к Сцеволе.

— Славное было винцо, — сказал с сожалением тот, вертя в руках оловянную чашу.

Фляжка была почти пуста, но Макрон без сожаления слил старику весь остаток, сам удовольствовавшись мутной жижей со дна.

— О чем это мы сейчас говорили? — спросил, удовлетворенно чмокнув, Сцевола.

— О выпивке. Ты сказал, что там, куда нас направляют, хорошей выпивки нет.

— Правда? Я так сказал? — Старик поднял брови.

— Беда, если на восток, — вскользь заметил Макрон. — У азиатов точно выпивкой не разживешься. Сами они, как я слышал, дуют перебродившее молоко. Не знаю, правда, как насчет этого в Иудее?

Он испытующе глянул на старика. Тот развел руками:

— Я тоже не знаю, пьют там или не пьют. Хотя везде должны пить. Люди есть люди.

Макрон раздраженно поморщился. Разговорить хитрого старика оказалось трудней, чем склонить к соитию девственницу-весталку. Он, уже практически ни на что не надеясь, решил зайти с другого конца.

— Скажи хотя бы, ты не намерен заказать туники потоньше?

— А с чего бы? — Сцевола поморщился. — Кому, глядя на зиму, нужна эта хрень?

Макрон досчитал в уме до пяти, потом взмолился:

— Послушай, Сцевола. Не говори мне вообще ничего, только шепни название края. А я обещаю, что никому о том не скажу. Ни единой душе. Даю тебе слово.

— Конечно, — улыбнулся Сцевола. — Пока к тебе не подкатятся с фляжкой вина и ты не размякнешь. Нет, парень, как я уже говорил, приказ есть приказ. Легату желательно сохранить до поры место нашего нового назначения в тайне.

— Но почему?

— Скажем, из прихоти. — Старый хрен усмехнулся. — Ну, мы с тобой поболтали, пора и за дело. Веспасиан уже к вечеру хочет отдать реестр интендантам. Мне очень не поздоровится, если я его подведу.

— Что ж, — с горечью произнес, поднимаясь, Макрон. — Как говорится, спасибо на том.

— Не за что, — лучезарно заулыбался Сцевола. — Заглядывай, я всегда тебе рад.

Макрон не ответил и пошел к двери.

— Эй, Макрон, — окликнул старик.

— Что?

— Если все же надумаешь заскочить, не забудь прихватить с собой фляжку такого винца. Оно пришлось мне по вкусу.

Макрон стиснул зубы и, тяжело ступая, вышел из оружейной.

ГЛАВА 4

Веспасиан поднялся на подиум в полном парадном облачении генерала. Серебристый нагрудник, шлем и поножи ослепительно сияли в лучах полуденного солнца, красный плюмаж и плащ колыхались на слабом ветру. Стоявшие за его спиной знаменосцы держали жезлы. Один был увенчан золотым римским орлом, второй — барельефным изображением Клавдия. Последнее, по мнению Катона, имело какое-то сходство с любившим одновременно поговорить и поесть императором Рима, но в большей степени льстило ему. Под орлом висел квадрат красной кожи с отливающей золотом надписью «Август».

Новобранцы стояли молча, проникаясь торжественностью момента. Плечи их были расправлены, животы втянуты, подбородки, как и положено, вскинуты. Благоговейный восторг ощущал и Катон, хотя учебные щиты по-прежнему казались ему крышками больших плетеных корзин, а древки копий — палками метел. Легат между тем принес в жертву богам двух петухов и по окончании церемонии омыл руки. Вытерев их шелковой салфеткой, он повернулся к замершему в ожидании строю.

— Я, Тит Флавий Сабин Веспасиан, волей императора Клавдия легат Второго легиона Августа, совершив должный обряд и уверившись в благосклонности богов ко всему, что должно здесь свершиться, прошу собравшихся принести клятву верности легиону, сенату и народу Рима, воплощением коего, телесным и духовным, является персона императора Клавдия. Итак, легионеры, вскиньте ваши копья и повторяйте за мной.