Андрей Буровский - Орден костяного человечка

Ли Мэй чуть заметно кивнула.

— А что у нас слишком много точек соприкосновения, вас не пугает?

— Почему это меня должно пугать?

— Потому что так не бывает… Я вот смотрю на вас и все время боюсь: а вдруг вы мне просто мерещитесь?

Надо было видеть, как изменилось лицо девушки.

— Вас очень сильно ударили, Володя. Так сильно, что вы уже не верите собственным ощущениям. Тут я могу помочь только одним — дать вам время, чтобы убедиться в моем существовании. Если вы поверили в существование Джамаспы — может, поверите и в меня?

— Гм… А вот еще один страх… Удивительно, что вы этого совсем не боитесь, — а вдруг я попросту не совсем то, что вам нужно? Что я попросту старый развратник?

— Про старого — это чепуха, Владимир. Не китаянку пугать старостью мужчины, мы это скорее высоко ценим… Совершенномудрый[33] должен быть не очень молод, вы же знаете… А что вы себя глупо ведете… Пьете, путаетесь с женщинами… Вам ведь здорово досталось в это лето, и, по-моему, не только в это лето. С вами были очень несправедливы, и не вы один виноваты в том, что с вами теперь происходит. Вы ведь только две недели назад объяснили мне, что теперь-то наверняка проживете долго. Что-то над вами висело, и очень-очень нехорошее.

— Было дело.

— Может, все-таки расскажете, что у вас произошло? Я же вижу — вы сильно несчастливы, и у вас что-то происходит. Расскажете?

— Может быть… Но не сейчас, хорошо? Если мы увидимся в Петербурге, я вам расскажу эту историю.

— Мы обязательно встретимся, и я попрошу рассказать.

И вот она уже идет мимо палаток, красивая и грациозная, как статуэтка эпохи Мин. Володя откровенно любовался, как играет ее попа — даже под толстой тканью брезентухи, как изящно держит она планшет с рисунками. Какая она красивая, Ли Мэй! И одновременно Ли Мэй — часть другого человечества. Совсем немного — но инопланетное существо.

М-да. Один дед женился на испанке; вон дрыхнет в палатке племянничек, еле-еле выучивший русский. Братец копает на Маракуни, а в его жене — пол-Европы. У него, Володи, жена — еврейка, а теперь он мечется между китаянкой и хакаской.

Ну и семейка…

ГЛАВА 38

 Венчание костяным человечком

12 июля, вечер

— Володя, можно вас на минутку?

— Хоть на две.

Шаманы отозвали Володю в сторонку.

— А вы не хотите еще разок посетить Козьму Ивановича? Он зовет.

— Ну и ну… Вот не думал, что вы можете быть знакомы…

— Мы должны быть знакомы, Владимир Кириллович, и скоро вы это поймете.

Вроде бы лагерь уложен, работа сделана, а к последней посиделке он успеет. Нет оснований не пойти.

Козьма Иванович и правда ждал, даже достал ту заветную пятилитровую бутыль.

— Может, не будем?

— Много не будем, а по стаканчику придется. Потому что…

Тут Козьма Иванович вдруг встал, вытянул руки по швам.

Так же вытянулись, к удивлению Володи, и шаманы. Володя оказался в середине правильного треугольника из людей, вставших чуть ли не по стойке «смирно». И это ему не особенно понравилось.

— В общем, так… Володя, мне велено сказать вам, что вы теперь будете одним из нас, — так вдруг сказал Козьма Иванович и ловко достал из кармана, повесил Володе на шею то, что он никак не ожидал — костяного человечка на ремешке.

Шаманы, Костя с Володей, захлопали.

— Так что волей-неволей — за стол, — расплылся в улыбке Козьма, и видно было — покончив с официальной частью, он испытывает облегчение.

Не без удовольствия высосал Володя полстакана… Надо же прийти в себя хоть немного. Костя и Володя поздравляли, исправно стучали стаканами о его стакан, Козьма произносил свои «хе-хе», буравил хитрыми пронзительными глазками.

— Ребята… я уже ничего не понимаю. У меня куча вопросов.

— А ты теперь спрашивай, спрашивай… Теперь тебе уже все можно знать.

— Одним из кого я теперь буду? Это что, тайное общество?

— Тайное общество родственников, вот что. Когда-то, очень давно, еще на Южном Урале, был такой род, тохар. Род, члены которого умели лечить, умели прорицать, служили богам, плавили металл, помнили мифы и сказания лучше других… Это понятно?

— Жреческий род.

— И жреческий, и, как мы бы сказали — специалистов. Или интеллигенции, если вам так больше нравится. У этого рода был обычай — носить вот этот… известный вам, Володя, амулет. Это понятно?

— Понятно. И что род разросся, его членов куда только ни заносило — тоже понятно.

— Если понятно — считайте, что вы уже все знаете.

— Не-ет… Я не понимаю, откуда известно, кто восходит к этому роду, а кто нет… Кто это помнит?

— Мы сами и помним, Володя. Мы вам запишем имена всех ваших предков, хоть до времен Аркаима. Хотите?

— Конечно, хочу… Вот вы, например, мне в каком колене родственники?

— С Козьмой Ивановичем у вас общий предок был веке в пятнадцатом, — веско определил Доможаков, — а со мной и Костей общий предок у вас жил тысячи четыре лет назад. Тогда один брат пошел на восток, на Енисей, а другой — в Причерноморье. Их отец и был наш общий предок.

— И что, всем сразу вручают человечка?!

— Нет, не всем. Членами рода мы признаем только тех, кто поддерживает славу тохаров. Или становится образованным человеком, делает что-то полезное, что требует квалификации. Или…

— Договаривайте — умеет колдовать.

— Я бы не стал так говорить. Скажем — это должен быть человек, который хоть немного шаман.

— Или по-нашему — который знающий, — впервые вмешался Козьма Иванович, — ведун, одним словом. Брат мой был ведун — тот, которого кости нашли…

Старик неумело перекрестился.

— То есть я чего-то достиг, и меня приняли в общество? Так?

— Примерно так… Только вот ведь какая штука — ни ваш дед, ни ваш брат — они не принимались в род тохар. Мало достигнуть чего-то, нужно еще понять, куда принимают…

— Дед бы понял! — вскинулся Володя за деда.

— А ему это все было надо? Ну то-то…

— Ага… А мои приключения с костюмом? А труп в раскопе? А рука мумии в камеральной? Это что?

— Сопротивление… Это же понятно, Владимир Кириллович, — нам вовсе не нужно лишней информации. И вам не нужно, верно ведь? Вот мы и постарались, когда Епифанов взял след, чтобы он прошел по следу поменьше. Мы — это не мы с вами, Владимир Кириллович, это покойные члены рода тохар.

Володя покивал головой — об активности покойных тохаров он уже составил впечатление.

— Все понятно… Кроме страха Людмилы перед ночью. И кроме мертвой девушки в раскопе. Это что, тоже устрашение?