Гэри Дженнингс - Ацтек. Том 2. Поверженные боги

Ознакомительный фрагмент

— Все остальные слишком заняты, свободна одна только си-риаме. Надеюсь, она будет не против того, чтобы совершить очищение.

Мы подошли к скромному деревянному дому, и девушка побренчала висевшим перед входом шнурком с нанизанными на нем ракушками. Женщина-вождь все в том же ягуаровом одеянии подняла заменявшую дверь занавеску из оленьей шкуры на двери, сказала: «Куира-ба» и любезным жестом пригласила нас войти.

— Си-риаме, — обратилась к ней моя спутница, — это чичимек по имени Микстли, гость нашей деревни. Как ты видишь, он уже в возрасте, но бегает для взрослого мужчины очень плохо. Пытался поймать меня, но не смог. Я подумала, что, может быть, джипури оживит его старые конечности, но наш гость говорит, что никогда прежде не стремился к свету бога, поэтому…

Глаза женщины-вождя блеснули. Она заметила, что во время этого нелицеприятного разговора я поморщился, и это ее позабавило. На ставшее уже для меня привычным возражение: «Я не чичимек» — обе женщины не обратили ни малейшего внимания.

— Понимаю. Тебе не терпится, чтобы он прошел посвящение ма-туане как можно скорее. Я охотно это сделаю.

Она оценивающе оглядела меня с головы до ног, и насмешливое удивление в ее глазах уступило место совсем иному чувству.

— А несмотря на свои годы, этот Микстли очень недурен, особенно для чичимека. И я дам тебе, моя дорогая, один маленький совет, какого ты не услышишь ни от кого из наших мужчин. Конечно, способность мужчины к быстрому бегу очень важна, но лучше всего мужскую силу демонстрирует его, так сказать, «средняя нога». А излишняя забота мужчины о развитии мускулов и других способностей может порой даже пойти в ущерб этому органу. Поэтому не спеши относиться с презрением к посредственному бегуну, пока не оценишь других его достоинств.

— Да, си-риаме, понятно, — нетерпеливо сказала девушка. — Как раз этим я и собиралась заняться.

— Вот и займешься, моя дорогая, но после церемонии. А сейчас можешь идти.

— Как идти? — удивилась девушка. — Но ведь в церемонии посвящения ма-туане нет ничего секретного! На нее собираются взглянуть всей деревней!

— Мы не будем прерывать празднество Тес-Гуинапуре. К тому же этот Микстли незнаком с нашими обычаями. Он наверняка смутится, если на него будет таращиться целая толпа зевак.

— Речь не о толпе, а обо мне! Между прочим, именно я привела его для посвящения!

— Ты получишь его обратно, как только все закончится. И тогда сможешь оценить, стоил ли он твоих хлопот. Я сказала, моя дорогая, что ты можешь уходить.

Одарив нас обоих сердитым взглядом, девушка ушла, и си-риаме обратилась ко мне:

— Садись, гость Микстли, я приготовлю тебе отвар трав, чтобы прочистить твои мозги. Ты не должен быть пьяным, когда станешь жевать джипури.

Я сел на утрамбованный, усыпанный сосновыми иголками земляной пол. Она поставила травяной напиток на слабый огонь теплившегося в углу очага и подошла ко мне с маленьким горшочком.

— Это сок священного растения ура, — пояснила женщина и, перемешав содержимое, маленьким перышком нарисовала на моих щеках и на лбу кружки и завитушки из ярко-желтых точек.

Горячий отвар действительно отрезвил меня самым чудесным образом.

— Так вот, — сказала она. — Я не знаю, что значит имя Микстли, но, поскольку ты ма-туане, то есть стремящийся к свету бога в первый раз, ты должен выбрать себе новое имя.

Мне с трудом удалось сдержать смех, ибо чего у меня всегда было в избытке, так это имен. Вслух, однако, я сказал следующее:

— Микстли означает висящий в небе предмет, который вы, рарамури, называет куру.

— Это хорошее имя, но оно должно быть подлиннее. Мы назовем тебя Су-Куру.

Ситуация стала совсем забавной, но мне было не до смеха. Су-Куру означает Темная Туча, а откуда ей было знать, что это и есть мое настоящее имя? Правда, я вспомнил, что помимо всего прочего си-риаме еще и колдунья, и предположил, что свет бога мог открывать ей истины, сокрытые от других людей.

— Так вот, Су-Куру, — сказала она, — ты должен покаяться во всех грехах, которые совершил в своей жизни.

— Но моя госпожа си-риаме, — ответил я без малейшей иронии, — даже для простого их перечисления мне потребовалась бы еще одна жизнь.

— Вот как? Так много? — Она задумчиво посмотрела на меня, а потом заключила: — Что ж, поскольку истинный свет бога был дарован исключительно одним рарамури и нам решать, с кем им делиться, мы учтем только прегрешения, совершенные тобой за то время, которое ты находишься среди нас. Рассказывай!

— Мне нечего рассказывать. Здесь я не грешил. Во всяком случае, что-то не припомню ни одного греховного поступка.

— О, это не обязательно должны быть поступки. Помыслы и желания тоже считаются. Гнев, ненависть, жажда мщения. Недостойные мысли или чувства. Например, ты не удовлетворил свое вожделение к этой девушке, хотя явно преследовал ее с этим сладострастным намерением.

— Тут, моя госпожа, я и вправду грешен, хотя дело не столько в вожделении, сколько в любопытстве.

Она взглянула на меня с недоумением, и я рассказал, что меня необыкновенно заинтересовали волосы на определенных местах тела.

Красавица рассмеялась.

— Как это похоже на варвара: его интригует то, что цивилизованный человек воспринимает как должное! Я готова поручиться, что прошло всего несколько лет с тех пор, как вы, дикари, перестали поклоняться огню. — Отсмеявшись и утерев слезы, женщина сочувственным тоном заявила: — Ведай же, Су-Куру, что мы, рарамури, и в физическом, и в нравственном отношении превосходим примитивные народы, а посему состояние наших тел должно отражать и нашу утонченную чувствительность, и наше высокое понимание скромности. Волосы, которые тебя так удивляют, даже нашу наготу сделают целомудренной, ибо мы и раздевшись остаемся прикрытыми от нескромных взглядов.

— А вот мне кажется, — отозвался я, — что волосы в таких местах как раз и привлекают к ним внимание. И выглядят они не скромно, а, напротив, дразняще.

Сидя скрестив ноги на полу, я не мог скрыть того, что выпячивало мою набедренную повязку, да и си-риаме было бы бесполезно делать вид, будто она этого не замечает. Женщина покачала головой и пробормотала вполголоса, но не отвечая мне, а рассуждая сама с собой:

— Обычные волосы между ногами… так же обычны и ничем не примечательны, как и травы, пробивающиеся между камнями… но они возбуждают чужеземца. И этот разговор заставляет меня странным образом ощутить, что и я сама… — Тут она осеклась и оживленно заявила: — Мы примем твое любопытство как грех, в котором ты признался. Ну а теперь вкуси джипури.