Гарри Тертлдав - Череп грифона

— Наверное, уже пора двинуться обратно на Родос. Пусть мы вернемся немного рано, ведь мореходный сезон еще не кончился, ну и что. Главное, мы выполнили почти все, что наметили.

— Знаешь, мой дорогой, я тоже так считаю, — согласился Соклей. — Если мы вернемся сейчас, то привезем солидную прибыль. Однако если будем странствовать еще месяц, то вполне можем остаться в убытке. Поэтому я не возражаю против того, чтобы пораньше вернуться домой.

— Я тоже не возражаю, — заявил Менедем.

«Какой же я лжец», — подумал он.

ГЛАВА 11

«Афродита» скользила на восток по Сароническому заливу прочь от Эгины, а Соклей скорбно смотрел на север, туда, где находилась Аттика. Два главных афинских порта, Пирей и Фалерон, были так близко, что, казалось, до них можно было дотянуться рукой. Дальше на возвышенности лежали сами Афины; издали великолепные здания акрополей выглядели крошечными, но совершенными.

Указав влево, Соклей выпалил:

— Чума побери этих пиратов! Сейчас мы должны были быть там.

— Мы туда еще попадем, — утешил его Менедем.

— Но без черепа грифона.

Соклей хмуро посмотрел на двоюродного брата, хотя Менедем не был виноват в случившемся. Но Соклей не мог выбросить из головы картину: пират (возможно, раненый — на это он очень надеялся) развязывает ремешки кожаного мешка и в ужасе глядит на череп, который взирает на него пустыми глазницами…

А потом с проклятием швыряет череп грифона в море под смех своих товарищей-грабителей.

— Тут уж ничего не попишешь. Нам еще повезло, что мы сохранили свободу и большую часть добра, — сказал Менедем.

Он снова был прав; Соклей хорошо это знал. Но холодное равнодушие двоюродного брата раздражало.

— Столько знаний пропало зря, — произнес Соклей.

— Много или мало — откуда ты можешь знать? — по-прежнему равнодушно откликнулся Менедем. — Ты даже не можешь сказать наверняка, заинтересовались бы твои друзья-философы этим черепом хоть на десятую долю так же, как интересовался им ты.

Услышав это, Соклей сжал зубы, словно ему попался в хлебе камешек. Наверное, ему еще повезло, что он не сломал при этом нижний зуб. Да, он не знал, какие факты философы Лицея и Академии извлекли бы из черепа грифона — и теперь уже никогда не узнает.

— Дамонакс же им заинтересовался, — только и смог ответить он.

— Дамонакс не собирался изучать череп, ему нужно было всего лишь украшение для дома, — сказал Менедем. — Это говорит кое-что о его вкусе, но ничего не говорит о том, что подумал бы о черепе настоящий философ.

Соклей упрямо продолжал:

— Аристотель написал несколько книг о животных, в том числе и о строении их тела. Его преемник Теофраст, у которого я имел честь учиться, написал такие же книги о растениях; уж он-то наверняка захотел бы увидеть череп грифона.

— Зачем? Он что, подумал бы, что череп вырос на дереве, как сосновая шишка?

— Ты просто невозможен! — ответил Соклей, но не мог не рассмеяться.

Не исключено, что двоюродный брат как раз и старался его рассмешить.

Афины за кормой «Афродиты» постепенно становились все меньше. Вместо того чтобы горевать, как любовник о потерянной возлюбленной, Соклей нашел дела, требовавшие его внимания, и когда в конце концов поднял глаза, то увидел, что Афины остались далеко.

«Я обязательно туда вернусь, — подумал он. — Пусть даже и без черепа грифона».

Но сейчас следовало думать о более насущных вещах.

— Ты снова собираешься остановиться на ночь на Сунионе? — спросил он Менедема.

— Верно. А что? — Двоюродный брат подозрительно посмотрел на него. — Ты собираешься спрыгнуть с судна и поплыть обратно в Афины, хоть и без своей драгоценной игрушки?

— Нет, нет, нет, — покачал головой Соклей. И ответил колкостью на колкость: — Я просто подумал — как хорошо, что на побережье Внутреннего моря пока еще осталось несколько мест, где тебя не ждут разъяренные мужья.

— Хе, — сказал Менедем.

Односложная насмешливая реплика. Вообще-то он был не из тех, кто обижается на шутки. Поэтому спустя мгновение Менедем снял руку с рукояти рулевого весла и помахал Соклею.

— Хорошо, мой дорогой, один—один!

Мыс Сунион показался Соклею таким же непривлекательным, как и в прошлый раз, когда «Афродита» останавливалась здесь несколько дней тому назад. Теперь, по крайней мере, судну не надо было очищаться от скверны («Если не считать грехом прелюбодейство капитана», — подумал Соклей) и на борту у них не было мертвых или умирающих.

Когда якоря акатоса плюхнулись в море, заходящее солнце уже послало по воде оранжевую и пурпурную рябь. От берега, на котором стояла деревушка, отчалила лодка и направилась к торговой галере. Соклей уже раньше встречал парня, который сидел на веслах, но вот его пассажира — щегольски одетого человека, казавшегося на Сунионе явно не к месту, — видел впервые. Щеголь окликнул их:

— Ахой, на судне! Кто вы и куда направляетесь?

— «Афродита», с Родоса, возвращаемся домой, — ответил Соклей.

— Я же тебе говорил, — сказал сидевший на веслах.

Щеголь не обратил на него внимания.

— Возьмете пассажира до Коса? — крикнул он.

— Смотря какую предложат плату, — ответил Соклей.

— Ах да. — Щеголь с улыбкой кивнул. — Вечно все упирается в деньги, верно? Ну и какова ваша цена?

Соклей поразмыслил. Этот парень явно был нездешним, а значит, по той или иной причине ему очень нужно было на восток. Оставалось только решить, сколько с него запросить. Соклей подумал об Эвксениде из Фазелиса, о том, сколько из него удалось выжать за такую короткую поездку. Приготовившись к крику ярости или к отчаянному торгу, Соклей назвал самую неслыханную цену, какую только смог придумать:

— Пятьдесят драхм.

Но щеголь в лодке не завопил. Он даже не моргнул. Он просто кивнул и сказал:

— Договорились. Вы отплываете утром, не так ли?

Менедем за спиной Соклея пробормотал:

— Клянусь египетской собакой!

Соклей не мог сказать, была ли то похвала в его адрес или же удивление, что щеголь — а теперь их новый пассажир — не закричал: «Караул!» Может, и то и другое. Что до самого Соклея, он чувствовал, что мог бы запросить и вдвое больше и все равно немедленно получил бы согласие. Да, но пассажир задал ему вопрос.

— Верно, мы отплываем утром, — вынырнув из раздумий, ответил Соклей. — Половину ты заплатишь вперед, а другую половину — когда прибудем на Кос.

— Я знаю правила, — нетерпеливо проговорил щеголь. — И приду с собственными хлебом и вином.

— Хорошо.