Вера Космолинская - Смех баньши

— Не нужно, — вдруг негромко проговорил, будто прошелестел, Пеллинор. Его голос, чуть шипящий, напоминал бархатную мягкость летних сумерек и нежную свежесть ветра, бегущего по звенящим серебристым головкам трав, кивающим и стелющимся так податливо, мягко, маняще… — Не нужно бороться. От судьбы не убежишь. Покорись. Усни. И больше не нужно будет просыпаться. Спи. И умри во сне — не сознавая, не слыша смерти. Так лучше. Ты знаешь — так лучше…

Лучше? С какой радости? Похоже, я слишком загляделся на томно скользящий клинок, мерно сверкающий, плетущий из бликов кружево чарующей паутины. Ну что ж, я и раньше знал, кто такой Пеллинор. Нечего его слушать. Да и собственные чувства в его присутствии, если на то пошло. Я разозлился, тряхнул головой, сморгнул, и почти совершенно проснулся.

— Все мы грезим о смерти во сне, — вплел я в ответ свою нить в эту паутину, так же мягко и вкрадчиво, хоть и насмешливо, — О прохладе, о звезд серебре — о желанной и ласковой мгле, что так манит забыться в себе. Ты так долго служил ей, Пеллинор. Не зная покоя, которого так жаждет душа. Но сердце, усталые кости и жилы сами тянутся, льнут к земле, как к объятиям матери, сладким, надежным и крепким, к мягкому мраку утробы. К объятиям давно ждущей супруги, нежной возлюбленной, дарящей вечное упоение — в упокоении — это твоя награда, она ждет тебя… — Мне самому понравился мой голос, этакий мурлычущий и обволакивающий. Словно забравший силу из его собственных слов, спеленавший и направивший назад, где ее не ждали. Надо будет взять на вооружение. — Отдохни же, спи крепко, старый гончий пес. Ты не спал слишком долго.

Пеллинор покачнулся, а потом хрипло вскрикнул, отскакивая назад, разом грубо разрывая очарование. Он не то встряхнулся, не то его тряхнула нервная дрожь. Всякий звон в воздухе давно пропал, кроме того, который раздался, когда он вдруг, яростно рыча, бросился в атаку, лупя мечом куда попало. Облегченно посмеиваясь, эти нападки я уже отражал без труда, спокойно примериваясь, как бы его аккуратнее отключить. Но все решилось по-своему. Может и правда древние боги составили заговор, или просто планеты так ловко расположились, но очередной бешеный удар Пеллинора сопроводился треском и звоном, и рукоять, которую я сжимал, конвульсивно дернулась, как лук, у которого только что отпустили тетиву, сообщая затем слабую умирающую вибрацию.

— Проклятье!.. — вырвалось у меня. Я едва поверил собственным глазам, увидев, что от моего меча в руке остался лишь короткий обломок. А другой — благополучно ткнулся в землю рядом.

Пеллинора это, напротив, вдохновило и привело в чувство. Проклятье, я же мог уже давно его убить, если бы хотел…

— Ты прав! — каркнул он злорадно. — Это — проклятье! Прощай, дракон! — И шагнул вперед, грозя коснуться меня своим клинком — с чуть затуманенным ядом лезвием.

Такой вспышки внезапной ярости, как в этот миг, я даже не припомню. Она показалась мне почти материальной. Взрывающей свою невидимую оболочку как вулкан. В глазах у меня почернело, и из этой тьмы рванулось пламя. Я вскинул руку с кольцом, о котором мы говорили с Антеей, но так и не задел его клинок. Пеллинор вдруг испустил дикий крик, шарахнулся в сторону и мешком рухнул наземь, схватившись за грудь. И замер.

Над полем повисла густая тяжелая тишина. Я медленно деактивировал кольцо, подозрительно посмотрел на Пеллинора и поднял его меч. Кольцо бы его достало. Конечно, дерево и кожа на рукояти могли бы изолировать удар, но кожа, как обычно, была перевита сверху проволокой для прочности, соприкасающейся с металлическими частями оружия, да и сам Пеллинор их наверняка касался. Но все обошлось и без кольца. Может, кто-то из наших волшебников постарался? Я оглянулся. Мерлин, Нимье и Моргана стояли у края поля и изумленно таращились на Пеллинора. По их виду было абсолютно непонятно, кто из них вмешался.

Ко мне подбежал Кей и тоже тупо уставился на тело.

— Чем это ты его?

— Незримым мечом Камулоса, я так полагаю, — решил я.

— Вот боги свое слово и сказали, — торжественно промолвил Кей.

Потрясенная тишина еще держалась. Я уткнул меч Пеллинора острием в землю, чтобы никого не задеть ненароком, и по-хозяйски на него оперся.

Кей воздел к небу свой меч, — то же сделали и остальные, кто был в этот день на моей стороне, — и громовым голосом, грозно прокатившимся над полем, крикнул:

— Пендрагон!

Ему подхватили друзья, а с третьего раза вся людская стихия выдохнула в ответ настоящим штормом:

— Пендрагон!!!

Потом все кинулись вперед, на поле, прорывая уже не нужное оцепление Кадора. Наша компания была уже тут как тут, и не успел я опомниться и крикнуть, чтобы к мечу Пеллинора не прикасались, как взмыл вверх, подлетая к небу на руках своих сторонников.

Что ж, у каждого дракона должны быть крылья.

XXI. Явление меча

Как уже было замечено Кеем — боги сказали свое слово.

Без казусов, конечно, не обошлось. Кто-то все же порезался невзначай мечом Пеллинора, и потом его долго будили.

Меня наконец опустили на землю, а Паломид, изучив повнимательнее отравленный клинок, заметил, что это особый знак уважения — так как враги приняли меня всерьез. С чем меня и поздравил.

А тем временем, когда отпала непосредственная проблема, разнесся наконец и слух о том, что вернулся Мерлин. Многих это подкосило до поросячьего визга, но все же не до потери сознания — почва была подготовлена и этого уже ждали. Вокруг единодушно узнанного Мерлина образовалось почтительно соблюдаемое пустое пространство, и все благоговейно воззрились на него, ожидая вдохновенных пророчеств или просто мудрых мыслей.

Почувствовав себя в центре внимания, Мерлин приосанился и выдержал величественную паузу. А начало его речи было в должной мере неожиданным и загадочным.

— Легенды узурпируют славу, — промолвил Мерлин. — И приходит время, когда сосуд подменяет собой содержание, а алтари подменяют богов, и их воля сменяется волей их слуг. И тогда приходит время богам самим вмешаться в наши дела, чтобы показать свою силу. Пусть этот урок всем вам пойдет на пользу. Кто верит здесь в то, что меч правит рукой, а не рука — мечом?

Никто ответить в тот момент, конечно, не посмел.

— Верно! — воскликнул Мерлин. — Но верно и другое! Не только рука правит мечом, но и меч и рука служат Духу! Как смертные слуги бессмертных основ мира. Возрождаются люди, возрождаются и мечи. — Мерлин на мгновение замолк. Тишину по-прежнему ничто не нарушало. — Если, конечно, — прибавил Мерлин негромко, но все его услышали, так как затаили дыхание, — с ними вообще что-то происходит.