Леонид Влодавец - Рыцарь Шато д’Ор

— Заколдовали его! — Агнес заливисто засмеялась. — Господи, да она же врет, старая карга! Она наверняка всю жизнь была бабой, спала с монахами и заполучила свою дурную болезнь… А теперь выкрутиться захотела! Что, боишься карга, сгореть на костре за святотатство?! Бесстыжая! Да еще валит с больной головы на здоровую! Ладно, пусть я буду плохая, но я скажу! Я все скажу!

— Не надо! — воскликнул Альберт, предостерегающе подняв палец.

— Да чего там! — отмахнулась она. — Чего нам стесняться, ведь мы обручены и через несколько дней поженимся… Мессиры, позвольте надеяться на вашу рыцарскую и мужскую честь…

— А что надо делать? — спросили из толпы.

— Да ничего, — сказала Агнес, — только, пожалуйста, не распространяйтесь до нашей свадьбы, что мы с мессиром Альбертом…

Она смущенно покраснела и стала трогательно-хорошенькой, очень миленькой и такой же красивой, как всегда.

— …Мы уже провели ночь вместе… — сказала она, скромно улыбаясь.

— Эка страсть! — хмыкнул Хлодвиг фон Альтенбрюкке. — Подумаешь, неделю не дотерпели! Так бы сразу и сказала…

— Значит, меня обманули! — Голос старухи заскрежетал, как несмазанная телега. — Он мужчина! Какой же подлец этот Вилли Юродивый!

— Что, взял денежки, да не отработал? — съехидничал Альтенбрюкке. — Все вы такие, монастырское отродье, шпионы и жулики!

— И все же надо проверить — не колдунья ли она? — заметил Ульрих. — Ведь Франческо утверждает, что она превратила в девушку Андреаса!

— Да что там проверять! — сказала епископша. — Просто эта девка была его любовницей…

— Что-о? — воскликнула Агнес. — Андреас был девкой?

— Нет! — сказал Альберт. — Андреас не был моей любовницей ни в мужском, ни в женском роде! Клянусь Святым крестом!

— Да вы же вместе в мыльню ходили! — завопила епископша. — Вместе!

— Вот я и говорю, что ты его, старая карга, заколдовала! А кто ты сама — женщина или мужчина, — неизвестно, может, ты и вовсе оборотень!

— Да что может статься с человеком, если на него водой плеснуть?! — орала баба. — Да ничего!

И схватив со стола злополучный ковш, она плеснула водой в Альберта, пробубнив:

— Чтоб тебе век девкой быть!

— А-а-а-а! — очень натурально вскричал Альберт, тряся головой и стряхивая с нее воду.

— Да ничего с ним не случилось, — сказала карга, скаля гнилые зубы и победно ухмыляясь. Но Альберт, замерев с каким-то каменным лицом, вдруг схватился за грудь и пробормотал, опуская глаза:

— Растет!

— Ведьма-а-а! — заорали вокруг, и если бы Ульрих не загородил собой старуху, ее изрубили бы на куски.

— Тихо! — гаркнул Шато-д’Ор-старший, и в зале воцарилась тишина. — Что с тобой, Альберт?

— Я… — Альберт, растерянно улыбаясь, хлопал глазами…

— Да что с тобой, черт побери! Ты стал женщиной?!

— Да…

— И-и-и-а! — взвизгнула Агнес и упала на руки Ульриха без чувств.

— Воды! — крикнул кто-то. — Воды немедленно!

Но к воде никто не решался подойти. Ульрих подтащил обмякшую баронессу к бочке и плеснул ей в лицо несколько горстей. Кто-то сбегал за служанками, и те увели шатающуюся и рыдающую от горя Агнес наверх.

— Так что? — просил Ульрих. — Что ты чувствуешь?

— Здесь выросло, а тут — исчезло… — сказал Альберт, указывая на соответствующие места.

— Показывай!

Альберт подобрал кольчугу и без какого-либо стыда или особенного волнения спустил штаны. Рыцарство сгрудилось вокруг рыцаря, с интересом разглядывая превращенного.

— Да, брат! — сокрушенно покачал головой фон Альтенбрюкке. — Не повезло тебе! Как ножом все стесало!

— Может, еще вырастет? — понадеялся Бальдур фон Визенштайн цу Дункельзее. Альберт оделся и сел за стол, подперев голову руками. Воцарилось тягостное молчание, за которым последовал взрыв:

— Ведьму на костер! На костер ведьму! Не то она всех в баб переделает!

— Неправда! Ложь! Они в сговоре! Черт! — заверещала епископша, но теперь даже Ульрих не смог остановить рыцарей. Старуху схватили и скопом поволокли во двор. Заседание было прервано. В зале остались только Ульрих и Альберт. Сокрушенно обхватив голову руками, Альберт сидел за столом, уставившись в пустоту.

— Не огорчайтесь, дорогой племянник! — сказал Ульрих, кладя руку на плечо своего племянника, ставшего племянницей. — Чары изменили ваш пол? Не беда! Живут же люди, рожденные женщинами, живут всю жизнь, рожают детей, любят мужей…

— Но я-то привык быть мужчиной! — сказал Альберт и смахнул натуральную слезу.

— А теперь привыкнете быть женщиной…

— Уж не предложите ли вы мне руку и сердце? — усмехнулся Альберт — пока будем называть его так.

— Староват я для вас, староват… Но вы чрезвычайно похожи на вашу матушку… Когда-то, не буду этого скрывать, она мне сильно нравилась…

На пороге зала стояла Клеменция. Лицо ее было бледно и выглядело усталым: ведь она следила за лечением раненых и сама подолгу просиживала около умирающих, облегчая их страдания чтением Библии.

— Оставьте нас, сын мой! — сказала она Альберту. Тот послушно вышел из комнаты. Клеменция и Ульрих остались тет-а-тет.

— Вы легки на помине, графиня, — сказал Ульрих. — Я только что о вас говорил.

— Вы уже знаете, кто Альберт? — без обиняков спросила Клеменция.

— Да, он стал женщиной! — сказал Ульрих, прищурившись.

— Бьюсь об заклад, что вы не поверили в это ни на одну минуту!

— Это мое дело.

— Теперь, — сказала Клеменция, — вы единственный мужчина в роду! И ваш поединок с Альбертом не нужен… Вы хозяин замка.

— Кто знает?! — вздохнул Ульрих. — Если завтра или послезавтра меня разобьют, то все придется начинать сначала…

Со двора в окно потянуло смрадным дымом горящего мяса, послышались душераздирающие вопли горящей на огне старухи и веселый хохот рыцарей.

— Жгут, — сказал Ульрих. — Веселое дело!

— Вам жаль ее? — спросила Клеменция. — А ведь сегодня она могла бы сжечь меня!

— Да, — сказал Ульрих, глядя перед собой.

— Скажите, мессир Ульрих, — произнесла Клеменция, — только скажите честно, отбросив почтительность… Вы осуждаете меня?

— За что же вас осуждать? — спросил Ульрих рассеянно. — Разве я имею право осуждать вас только потому, что однажды был так безумен…

— Плод этого безумства только что вышел из комнаты, — просто и горько сказала Клеменция, — а второй из этих чудесных плодов перевязывает раненых…

— Я не верю вам, — сказал Ульрих. — Это девочки Гаспара…