Георг Борн - Анна Австрийская, или Три мушкетера королевы. Том 1

— Клянусь, это не спроста! — вскричал он, — ведь этот самый мушкетер лежит мертвый на большой дороге…

— Да, и в то же время здоровый, невредимый и веселый расхаживает по двору Лувра, а Антонио убит! — сказал Ришелье.

— Совсем, совсем ничего не понимаю! — вскричал д'Эпернон.

— А для меня так дело это совершенно ясное и простое, ваша светлость, и, если позволите, я вам все объясню, — предложил кардинал.

— Сделайте одолжение, ваша эминенция!

— Очень может быть, что этот человек действительно был товарищем Антонио. Я вполне допускаю это…

— Благодарствуйте, ваша светлость! Я вам сказал всю сущую правду!

— Я верю даже и тому, что мушкетер был ранен, судя по повязке у него на голове. Весьма вероятно также, что у него украли письма…

— Благодарю вас, ваша эминенция! Вот видите, теперь ведь выходит, что я говорил правду.

— Но рана эта была легкая, — продолжал Ришелье, не обращая на него внимания. — А потому мушкетер и приехал сюда сегодня. Этот человек знал об этом и рассчитал, что мушкетер заплатит ему за письма дороже, чем Антонио, который, как вы сами видите, собирался отделаться пустяками!

— Вот уж об этом я и не думал, ваша эминенция!

— Не вмешивайтесь и не перебивайте, мой милый, это очень невежливо! — прикрикнул д'Эпернон на совершенно растерявшегося мсье Гри.

— Поэтому этот человек решил завладеть письмами и за большие деньги перепродать их мушкетеру. Прошедшей ночью он зарезал Антонио, забрал у него бумаги и дождался д'Альби.

При этом весьма правдоподобном обвинении сын Пьера Гри решительно не мог совладать со своим волнением. Его просто била лихорадка.

— Когда мушкетер приехал, он отправился к нему, — невозмутимо продолжал между тем Ришелье, — и за приличную сумму продал ему письма…

— Да, да, да! Совершенно верно! Совершенно верно! — подтвердил д'Эпернон. — Иначе как бы они снова очутились у мушкетера?

— Но эта хитрая лисица задумала получить награду и от нас! Он явился сюда с наивнейшим видом рассказать о своих «трудах, горестях и нападках» в расчете, что мы заплатим ему…

— Прекрасно! Именно, именно так! — твердил д'Эпернон. — Иначе оно и не могло быть.

— Но лисица сама попалась в западню, — продолжал Ришелье с прежним хладнокровием, не обращая внимания на страшно побледневшего Жюля Гри. — Лисица слишком перемудрила и попадет за это в клетку.

Ришелье подошел к письменному столу, собираясь взять колокольчик и позвонить.

Д'Эпернон радостно смеялся, несчастный же Гри упал перед кардиналом на колени, в отчаянии ломая руки. Он понял, если ему не удастся переубедить Ришелье, то его схватят и посадят в тюрьму! Как ни тяжело ему было сделать одно признание, но он решился даже на него, лишь бы спастись от грозившей ему опасности.

— Ваша эминенция, смилуйтесь! — взмолился он. — Я ни в чем не виноват! Я говорил вам одну чистую правду! На счастье у меня есть еще доказательство.

— Доказательство? Ну, говорите скорее! — ответил Ришелье, опуская колокольчик на стол.

— Я вам даже принесу это доказательство, только обещайте мне его вернуть или заплатить, чего оно стоит.

— А вы именно лисица, как я вас назвал! — вскричал Ришелье. — Посмотрим, что вы затеяли.

— У меня есть доказательство того, что я в самом деле был с Антонио в Лондоне, что я помогал ему украсть письма и вовсе не помышлял их у него перекрадывать, чтобы продать их мушкетеру, потому что этот молодец вместо денег расплатился бы со мной своей шпагой.

— Ну, так принесите же его сюда!

— Только ведь это очень дорогая вещь, ваша эминенция.

— Так что же, вы думаете, что обманем вас, что ли?

— Да ведь вы можете подумать, что так как вещь эта досталась мне в бою…

— Ну, хорошо, обещаю вам, что вы получите вашу вещь обратно или же деньги, которых она стоит.

— Знаете, ваша эминенция, я для верности только что заходил оценить ее к жиду-ювелиру на улице Вожирар.

— И что сказал вам жид?

— Он предлагал мне двести розеноблей, ваша эминенция.

— Ну, уж если жид давал вам столько, то, значит, вещь у вас действительно дорогая, и я обещаю вам за нее триста розеноблей. Ступайте же скорее домой и несите ее сюда.

— Я через полчаса вернусь обратно, ваша эминенция, — вскричал мсье Гри радостно, надеясь, что ему удалось избежать нависшей над его головой опасности. — Ровно через полчаса я буду опять здесь! До свидания.

Он поспешно вышел из комнаты, обливаясь холодным потом, быстро спустился по лестнице и, не оглядываясь, зашагал по улицам, стараясь как можно быстрее и дальше уйти от Лувра. Ходьба и сознание отступившей угрозы несколько успокоили его. Он замедлил шаг и вдруг окончательно остановился.

— Ну и дурак же я! — выбранил он сам себя. — И с чего это я решил принести им кинжал? Хотя они мне и пообещали триста розеноблей, все равно ведь велят посадить в тюрьму, да и с кинжалом придется распрощаться. Хорошо еще, что не сказал им, какая у меня вещь! Пусть теперь посидят да подождут меня эти важные господа — кардинал с герцогом! Если по правде, то они у меня настолько же в руках, насколько и я у них. Они же мои сообщники, а смерть Антонио для меня не такая уж и потеря. Главное, если старый Леви дает мне двести розеноблей за мой кинжал, а кардинал обещает триста, значит, можно побиться об заклад, что стоит он добрых пятьсот. В Париже найдутся покупатели на такую вещь, кроме жида-ювелира и преподобного кардинала. Да вот хоть бы на Гренельской улице живет оружейник… Сегодня же отнесу ему кинжал, а то завтра, того и гляди, в лавках у всех ювелиров и оружейников посадят солдат, чтобы схватить меня. А ведь лисица-то оказалась похитрее кардинала, хоть он и радовался, что перехитрил ее и поймал в западню. Да, нечего сказать! Лисица выдернула свою голову из капкана как раз вовремя, а теперь и след ее простыл!

Он весело рассмеялся и окончательно решил сегодня же достать кинжал из тайного места, в которое его спрятал, и вечером отнести оружейнику на Гренельскую улицу. Тот держал много таких вещей для любителей оружия и, вероятно, не откажется купить и кинжал герцога Бекингэма.

Жюль огляделся и, убедившись, что за ним никто не следит, отправился на Ночлежный остров. Здесь он вытащил шпагу из-под своей кровати и пошел на Гренельскую улицу. Но как только он собрался войти в дом оружейника, его обступили четверо швейцарцев. Это было так неожиданно, что, не сообразив даже, в чем дело, он стал звать на помощь и собрался защищаться.

— Пустите меня! — кричал Жюль. — Караул, помогите! Неподалеку стоял офицер, который мгновенно подошел к нему и сказал:

— Перестаньте кричать! Вы, кажется, не хотели по доброй воле явиться в Лувр и принести то доказательство, которое обещали. У нас есть приказ доставить вас к его эминенции.