Домашний быт русских царей в XVI и XVII столетиях - Иван Егорович Забелин

сказали, что не видали же. И я, холоп твой, учал говорить, что наша челобитная пропала, и мы станем бити челом на него, казначея Богдана Минина, о переносе тебе, государю, иною челобитною, и впредь у нас челобитная не пропадет. И он, государь, казначей Богдан Минин почел нас, холопей твоих, бесчестя, отца нашего называл вором и олтынником и меня, холопа твоего, называл недорогим человеком: дорогое-де тебе и бесчестья заплатить; надеясь, государь, на свое богатство; и говорил, государь, что отец наш, будучи в Розбойном приказе, воровал, из олтына сжег до смерти дву человек. А в том, государь, не запирался при всех в Передней избе, что он меня, холопа твоего, из Приказу у себя велел бить в шею и послал память в Холопей приказ и велел назад взять. А мы, государь, холопи твои, по твоей государской милости не только от него, казначея Богдана Минина, и от господ своих такого бесчестья ни позору не видали, что ныне от него обесчещены; а отец государь наш, будучи у твоего государева дела, из олтына ни какого человека не жигивал и ни в каком воровстве не бывал; и челобитья, государь, на отца нашего, чем он позорит, тебе, государь, не бывало; а сидел, государь, отец наш у твоего государева дела с бояры не один; и про то, государь, известно тебе, государю. А что, государь, он, казначей Богдан Минин, бил челом на меня, холопа твоего, тебе, государю, о своем бесчестьи, заминая то, что отца нашего обесчестил и нас позорил, что будто я ему говорил, что он тое нашу челобитную украл у тебя, государя, из Комнаты; и я, холоп твой, того не говаривал, а спрашивал про ту челобитную у думного дьяка. А сидел он с окольничим, с Григорьем Гавриловичем Пушкиным, и учал мне говорить: аль-де я украл? И я, холоп твой, молвил, что того я не ведаю, он ли или не он взял, только я бил челом тебе, государю, и та челобитная к нам не охаживала. А говорил я, холоп твой, потому, что он, казначей Богдан Минин, про ту нашу челобитную говорил в благовещенской паперти, и что в ней написано, все ведает; и говорил: хотя-де вы и бьетя челом, нечто-де сделается от меня-де перенесть не велят. А за тех, государь, наших людей ему, казначею Богдану Минину, бьют челом и ходят окольничей Григорий Гаврилович Пушкин да брат его Степан, и тех наших старинных холопей хотят взять к себе во двор, и живут те наши люди у них во дворе. Милосердый государь, пожалуй нас, холопей своих безпомощных, не вели, государь, его, казначееву Богдана Минина, челобитью поверить, и вели, государь, про тот позор и бесчестья отца нашего и мое, холопа твоего, сыскать бояры и думными дьяки и стольники и стряпчими, опричь окольничего Григорья Гавриловича Пушкина, что то дело у нас, холопей твоих, с ними. Царь, государь, смилуйся, пожалуй!»

Роспись, которые были в Передней избе: боярин Михайло Михайлович Салтыков; думной дьяк Григорий Васильевич Львов, думной дьяк Михайло Волошенинов; стольники: Петр Васильевич Шереметев, Василий Борисович Шереметев, князь Иван Хилков, князь Юрья Долгорукой, князь Андрей Хилков, Иван Полев, Микита Бобарыкин, дьяк Василей Ушаков, Прокофей Коптев.

«И государь пожаловал указал по челобитной и по росписи, какову роспись Василий Колтовской на казначея на Богдана Минина Дубровского подал, сыскати стряпчему с ключом Ивану Михайловичу Оничкову по своему государеву крестному целованью. И Ивану Михайловичу Оничкову стольник и думные дьяки по государеву крестному целованью сказали: стольник князь Иван Хилков сказал: в нынешнем-де во 153-м году апреля в 27-й день в государеве Передней избе Василей Колтовской стал спрашивать у думного дьяка у Михайла Волошенинова про свою челобитную, и Михайло-де ему сказал, что он его челобитные не видал; и Василей-де почел говорить: пропадают-де у государя из Комнаты мои челобитные, стану-де бити челом государю, вперед-де у меня из Комнаты челобитные пропадать не станут. И Богдан учал говорить Василью: шумишь-де ты на меня напрасно, в Комнату-де я один не хожу и челобитен твоих не краду. И Василей говорил Богдану: пожалован-де ты, чаешь, за службу? И Богдан говорил Василью: не мол што-де отцу твоему и деду-де твоему там не бывать, где я был и для чего был посылай, за то-де я и пожалован: отец-де твой зжег дву человек. А того-де он не дослышал, что он ему говорил, про дву ль мужиков или про жонок.

Думные дьяки Григорей Львов, Михайло Волошенинов сказали: в государеве Передней избе Василей Колтовской говорил казначею Богдану Дубровскому: не по своей ты мере, Богдан, пожалован да и в честь пущен. И Богдан говорил Василью: пожалован-де я за службу, а что-де моя служба, и про то-де ведомо государю, а твоего-де не мол што отца и деда твоего там не пошлют, где я был, да и на пример не напишут; полно-де ты, Василей, шумишь на меня за то, что я тебя из Приказу велел выслать вон. Прокофей Коптев сказал: в государеве Передней избе Василей Колтовской с казначеем Богданом Дубровским меж себя шумели и говорил Василей Богдану: челобитные-де у меня, Богдан, из Комнаты пропадают. И Богдан говорил: не я ль-де ее украл. И Василей говорил: того-де я не ведаю, только-де о том буду бити челом государю и впредь-де у меня челобитные из Комнаты пропадать не станут; а в Приказе-де, Богдан, мне бити челом тебе нельзе: в казенку-де запрется и не пустишь никого. И Богдан говорил ему: потому-де я тебя в казенку не пускаю, со мною-де тебе государь дел ведать не велел. Да Богдан же говорил: потому-де ты на меня шумишь, что велел-де я тебя из казенки ударить в шею. И Василей говорил: не по своей-де ты мере, Богдан, пожалован».

Боярина Михаила Михайловича Салтыкова и некоторых стольников к допросу не сыскано, и чем дело кончилось, неизвестно.

* * *

В 1646 г. обесчещен был князь Евфимий Мышецкий Федором Нащокиным и Иваном Бужаниновым. Дело, против обыкновения, миновало домашнюю царскую расправу и поведено было судебным порядком, против чего Мышецкий снова подал государю челобитную: «Бьет челом холоп твой Еуфимка Мышецкий: бил челом я, холоп твой, тебе, государю, на Федора Васильева сына Нащокина да на Ивана Иванова сына Бужанинова, что оне нас, холопей твоих и родителей наших, бесчестили; Федор Нащокин называл нас, холопей твоих, всех холопи боярскими и коюховыми детми на Постельном крыльце, передо всеми; а Иван Буженинов на Постельном же крыльце называл меня, холопа твоего, дьяком, а детишок моих – подьячими и ворами и подпищиками, будто мы подписывали воровские грамоты. И про то, государь, что оне нас бесчестили, по нашему челобитью указал ты, государь, именным приказом про Ивана Бужанинова