Еремей Парнов - Собрание сочинений в 10 томах. Том 8. Красный бамбук — черный океан. Рассказы о Востоке

Шкипер вынул из тумбочки бумажник и достал оттуда бережно заделанную в пластик газетную вырезку. Некролог, напечатанный рядом с предсказанием «Ваша судьба сегодня».

 — Вот таким человеком он был, — с печальной гордостью молвил шкипер Гунатилака. Это было напечатано в «Силон дейли мирор».

Пробежав скорбные строки, воздающие покойному должное, я чисто автоматически задержался на предсказании: «Лунная дата с 9 по 13, 14 после полудня; затем лунная дата 10. Благоприятно для текстильной промышленности, коммерции, механических операций и пр. Обычный день для путешествий. Счастливый номер 6, счастливый цвет — зеленый».

 — Когда вы перекрасили свое судно?

 — Сразу же после ремонта. Почему-то мне захотелось покрасить его в зеленый цвет. Пока живу на хлебах тестя. Не знаю, сумею ли выкарабкаться из долгов и вернуться в Малайзию… Ходим теперь только на Мальдивы, — вдруг добавил он без видимой связи. — Берем копру и черный коралл.

Погоня за драконом

Мириады колючих пучеглазых рыб со всех сторон сползались к Меконгу. Проспав под землей положенное время и разбуженные тиканьем «биологических часов», вершили они свой великий исход, словно творили мистерию. И не было силы, способной помешать этому шуршащему наступлению, и колыхалась трава вокруг, и живым серебром кипело рисовое поле.

Я вспомнил о великой мистерии рыб, которые, по-змеиному извиваясь, стремились к материнской стихии, когда по прошествии нескольких лет вновь увидел величавый разлив Меконга. И были его меандры, петляющие среди девственных джунглей, словно палийские письмена…

В королевской столице Лаоса Луанг Прабанге, возле черно-золотых стен храма Висун, я держал в руках листья пальмы с этими округлыми вещими знаками, повествующими о королях, многовесельных лодках и драконах, являвших себя на водных путях.

Как неожиданно легко и щедро раскрывается перед тобой незнакомая страна, если ты одержим некой «сверхзадачей», которая торопит, увлекая все дальше и дальше. И не дает оглядеться, не позволяет задуматься. Тогда даже самый трудный и утомительный путь подобен головокружительному полету. Извивы рек, водокруты у сланцевых скал, душный мрак пещер. От водопадов на севере до горных лесов юга, от Долины кувшинов, где в незапамятные времена хоронили своих мертвых неведомые полубоги, до покрытого дымками — здесь испокон веков выжигают лес под посевы горные племена — неизведанного плато Боловен. На самолете, на катере, в долбленой пироге и на плоту, связанном из зеленых стволов бамбука, влекомом стремниной реки У, что родится в горах на границе с Китаем. «Сверхзадача» возникла почти на пустом месте и продолжала расти до самого последнего дня, проведенного в Лаосе, словно кристалл на нитке, опущенной в пересыщенный раствор.

Вместе с латышским писателем Эвальдом Стродом, испытанным спутником на трудных дорогах Юго-Восточной Азии, и нашим гостеприимным хозяином Сувантхоном мы обстоятельно обсуждали маршруты поездок. Сувантхона, старого партизана, коммуниста-подпольщика, тянуло на юг, в те места, где прошла его неспокойная юность, — в Саваннакхет, в Паксе, но он знал, сколь прекрасен и притягателен для нас горный север, и, невзирая на дорожные неурядицы, готов был принять программу-максимум. Несмотря на занятость, он сразу же решил поехать по стране вместе с нами.

Впрочем, в наш первый вьентьянский вечер ничего я об этом не знал и лишь задал вопрос, который тоже сам собой выкристаллизовался в результате долгих поездок по странам Индокитая.

 — Мне рассказывали о красном драконе, который часто выходит на сушу поблизости от этих мест, — я кивнул в сторону Меконга, где на таиландском берегу орал, перекрывая шум города, какой-то громкоговоритель.

Мог ли я знать, что мой вопрос уподобится волшебному ключику, способному отомкнуть врата удивительного, почти неизведанного мира? Что мне поразительно повезло, ибо лишь один Сувантхон и, быть может, еще три-четыре человека примут это всерьез? Разумеется, я тщательно подготовился к поездке и отнюдь не случайно завел разговор про дракона с автором трехтомной книги о лаосских достопримечательностях. Но ведь мне лишь предстояла радость узнать этого человека близко, и поэтому его бурная, темпераментная реакция не только обрадовала, но и удивила меня.

— Откуда вы знаете о «Драконе Салакоктана»? — он изумленно поднял брови и вдруг рассмеялся совершенно по-детски: открыто, беспечно, легко. — Вот это сюрприз! Гости из такого далека напомнили мне школьные годы… Я жил тогда у дяди и работал по вечерам, чтобы платить за учение. Нет, дракона мне видеть не привелось, но однажды утром в какой-нибудь сотне метров отсюда люди заметили в воде пару гигантских черных змей…

Наша беседа затянулась до поздней ночи. Ее итогом явилась идея, высказанная вполне деловым тоном.

 — Я всегда хотел заняться этой загадкой, — мечтательно вздохнул Сувантхон. — Но жизнь сложилась так, что нужно было отдать себя целиком иному. Вы сами понимаете: подпольная работа, вооруженное сопротивление двойной оккупации Индокитая французскими и японскими империалистами, тюрьмы, военно-полевые суды. Затем война, революция, строительство новой жизни… Я очень рад, что товарищ Пхоунсават, исполняющий обязанности министра информации, культуры и туризма, именно мне поручил сопровождать вас в поездке по нашей стране. Я уже все продумал. Меконг пронзает Лаос насквозь, как стрела бога влюбленное сердце. Вся жизнь нашего народа связана с этой рекой. Даже если и не найдем ничего особенного, а так скорее всего и будет, вы все же сумеете многое повидать… Кстати, «Дракона Салакоктана» всегда встречали в воде или поблизости от реки. Одним словом, если хотите, можно организовать своего рода экспедицию. Наше руководство пойдет навстречу.

Мне еще не было ясно, где озорная шутка превращается в самое великолепное, самое фантастическое предприятие в моей жизни.

 — Экспедиция двух братских газет? — спросил я на всякий случай, стараясь унять радость.

 — Уверен, что рижская «Литература и искусство» присоединится к подобному предприятию, — бесстрастно заметил немногословный Строд.

Наутро мы уже мчались по красному, как толченый кирпич, и пыльному проселку в погоне за мифом, навстречу мечте нашего мудрого и щедрого друга.

В пригороде Санханг Mo, где воздух пропитан сладким дымом костров и горьковатым дыханием белых цветов чампы, мы поднялись по узкой, заросшей колючками тропе на древнюю дамбу. На дне давным-давно высохшего озера зеленели огороды, сквозь частокол бамбука угадывался извив канала, ведущего к Меконгу, отступившему ныне на добрый километр к западу. Строгий ряд замшелых тхатов — культовых пирамидок — метил это памятное вьентьянцам священное место. На стертой плите, покрытой письменами, и на довольно свежих нашлепках цемента можно было различить несколько дат: от самых старых, приуроченных к прежним календарным системам, до позднейших — 1809 и 1963 годов.