Роберт Харрис - Очищение

— Цезарь это предусмотрел. С ним Помпей.

— Помпей, — Цицерон опешил. — Дело запутывается все больше.

— Помпей — авгур. Он понаблюдал за небесами и объявил, что все в порядке.

— Но ты ведь тоже авгур. Разве ты не можешь оспорить его прогноз?

— Можно попробовать. Но для начала нам надо добраться до Сената.

Цицерона не пришлось просить дважды. Все еще в домашних тапках, он поспешил вслед за Целером, а я устремился вслед за ними, вместе со слугами. На улицах все было тихо: Цезарь действовал столь стремительно, что люди еще ни о чем не успели узнать. К сожалению, к тому моменту, когда мы пересекли Форум и вбежали в двери здания Сената, церемония уже заканчивалась — перед нашими глазами предстала совершенно постыдная картина! Цезарь стоял на возвышении в дальнем конце комнаты, облаченный в одежды верховного жреца и окруженный ликторами. Помпей, в авгуровском колпаке, стоял рядом, держа в руках священный жезл. Еще несколько понтификов также стояли вокруг них, включая Красса, который был введен в состав коллегии по требованию Цезаря, как замена усопшему Катуллу. На деревянных скамейках теснились члены курии, похожие на стадо скованных овец — тридцать пожилых римлян, которые были вождями римских триб. И наконец, в довершение этой картины, златокудрый Клавдий стоял на коленях в проходе рядом с еще одним юнцом. Все обернулись на шум, когда мы вошли, и я никогда не забуду победную улыбку Клавдия, когда он понял, что Цицерон наблюдает за происходящим, — это была почти детская радость, которая очень быстро сменилась выражением ужаса, когда он увидел, что к нему направляется его собственный брат в сопровождении Отца Отечества.

— Какого черта? Что здесь происходит?! — заорал Целер.

— Метелл Целер, — произнес Цезарь твердым голосом, — это религиозная церемония, и не вмешивайся в нее.

— Религиозная церемония! С главным святым Рима на коленях — человеком, который трахнул твою собственную жену! — Целер хотел пнуть Клавдия ногой, однако тот быстро отполз к Цезарю. — А это что еще за ребенок? — спросил он, указывая на другого коленопреклоненного. — Посмотрим, кто пришел в нашу семью! — Он за шиворот поставил его на ноги и повернул лицом к нам — дрожащего прыщавого юнца лет двадцати от роду.

— Изволь уважать моего приемного отца, — сказал Клавдий, который, несмотря на страх, не мог сдержаться от смеха.

— Ты отвратителен!

Целер отбросил юнца и сосредоточил свое внимание на Клавдии, подняв громадный кулак, чтобы ударить его, однако Цицерон удержал его.

— Нет, Целер, не давай им повода арестовать тебя.

— Правильно, — согласился Цезарь.

— Так твой новый отец моложе тебя? Ну и фарс вы здесь устроили! — произнес Целер после паузы, опуская руку.

— Ничего лучше второпях найти не смогли, — самодовольно ухмыльнулся Клавдий.

Что из всего этого поняли старейшины триб, каждому из которых было не меньше пятидесяти, я себе представить не могу. Многие из них были старыми приятелями Цицерона. Позже мы узнали, что посыльные Цезаря вытащили их из домов и гуськом привели в Сенат, где Цезарь практически приказал им одобрить усыновление Клавдия.

— Ну что, мы уже закончили? — спросил Помпей. Он не только странно выглядел в одежде авгура, но и был, по-видимому, сбит с толку.

— Да, мы закончили, — ответил ему Цезарь. Он вытянул руку, как будто благословлял свадьбу. — Публий Клавдий Пульхр, властью, данной мне как верховному жрецу, я объявляю, что с сегодняшнего дня ты приемный сын Публия Фонтея и будешь занесен в городские книги как плебей. Изменение твоего статуса вступает в силу немедленно, поэтому если ты этого хочешь, то можешь выдвинуть свою кандидатуру на выборах трибуна. Благодарю вас, граждане.

Цезарь слегка кивнул, распуская курию, и старейшины встали, а консул и верховный жрец Рима слегка приподнял свою тогу и спустился с возвышения с сознанием выполненной работы. Он прошел мимо Клавдия, с отвращением отвернувшись от него, как прохожий отвернулся бы от разложившегося трупа, лежащего на улице.

— Тебе надо было бы прислушаться к моему предупреждению, — прошипел Цезарь Цицерону, проходя мимо. — А теперь полюбуйся, что мне пришлось сделать.

Вместе со своими ликторами он проследовал к двери в сопровождении Помпея, который все еще не решался поднять на Цицерона глаза; только Красс позволил себе улыбнуться.

— Пойдем, папочка, — сказал Клодий[56], обнимая Фонтея за плечи. — Я провожу тебя домой. — Он издал один из своих нервных, почти женских, смешков и, поклонившись своему шурину и Цицерону, пристроился в конец процессии.

— Ты, может быть, и закончил, Цезарь! — закричал Целер вслед консулу. — Но я — нет! Я губернатор Дальней Галлии и командую легионами, тогда как у тебя войска нет! И я еще даже не начал!

У него был громкий голос, и его, должно быть, было хорошо слышно на Форуме, однако Цезарь, выйдя из помещения на яркий солнечный свет, даже не повернул головы. Когда он и его компания исчезли из виду и мы остались одни, Цицерон опустился на ближайшую скамью и обхватил голову руками. Под крышей, на стропилах, курлыкали голуби — до сего дня я не могу слышать этих грязных птиц, не вспоминая старое здание Сената, — а вот остальные звуки как-то странно отдалились от меня и казались неземными, как будто я уже был в тюрьме.

— Не отчаивайся, Цицерон, — резко сказал Целер через какое-то время. — Он ведь даже еще не трибун — и никогда им не станет, если это будет зависеть от меня.

— Красса я могу победить, — ответил Цицерон. — Помпея я могу перехитрить. Даже Цезаря мне удавалось в прошлом держать в рамках приличий. Но все они вместе, и Клавдий в качестве их главного оружия? — Он устало покачал головой. — Как мне жить дальше?

В тот вечер Цицерон отправился к Помпею и захватил меня с собой, частично чтобы показать полководцу, что это деловой визит, а частично для того, чтобы я оказывал ему моральную поддержку. Мы нашли Великого Человека выпивающим в холостяцкой столовой со своим другом и товарищем по оружию Аулом Габинием. Когда мы вошли, они изучали макет театра Помпея, и Габиний весь светился от энтузиазма. Он был тем самым человеком, который, будучи амбициозным трибуном, предложил закон, обеспечивший Помпею его неслыханную военную власть, за что и получил легатство под командованием Помпея на Востоке. Он отсутствовал несколько лет, в течение которых — тайно от него — Цезарь спал с его женой, толстой Лоллией (в это же время он крутил роман и с женой Помпея — подумать только!). Теперь Габиний вернулся в Рим — такой же амбициозный, но в сотни раз богаче и с твердым намерением стать консулом.