Владимир Буров - Семнадцатая карта

— Я Родиной не торгую, — говорит Президент и спокойно продолжает курить сигару. И добавляет: — За такие слова ты у меня сосать вообще больше не будешь.

— Вы не поняли, Президент. Просто я купил у компаньонов плешивого Комби лицензию на право производства первосортного молта.

— И сорт этот называется Родина?

— Вы умный человек, Президент.

— На самогонку, значит, переходим?

— Ты что, Президент?! Мы давно уже в этом бизнесе.

— А кто эти компаньоны? — спрашивает, пытаясь протиснуться в середину Хас.

Не обращая на него внимания, Береза продолжает:

— Это люди Леннана. Бамбурин и Исраков.

— А че они Родину-то продают? — спрашивает Эль. — Подозрительно.

— Что-то новое придумали, — Хас все-таки втиснулся между ними. — Сколько просят?

— А тебе какая разница? — Береза откинул в сторону свои прекрасные длинные черные вьющиеся волосы, и свысока взглянул на карлика.

Владимир Сорокин попросил Эдуарда отнести эту часть режиссеру. Он еще что-то там дописал и протянул еще теплые от принтера листы драматургу. Беги!

— У меня тоже есть деньги, — обиженно отвернулся Хас.

Но свет уже перетащили на основную площадку.

Ряды скамеек перед основной сценой. Камилла Палья засовывает палец себе в ухо и нервно трясет его.

— Зачем это? — спрашивает она.

— Что вы имеете в виду? — спрашивает Асм.

— Она имеет в виду секс, — говорит человек в шляпе с широкими полями. Он курит трубку и глаз его не видно даже при свете софитов.

— Да, секс. Зачем он делает это при всех?

— Это поступок.

— А зачем эти провинциалы продают Родину?

— А затем, что не надо своим кувшинным рылом лезть не в свою тарелку.

— Он все знает, — говорит Камилла Палья. Кто он такой?

— Это режиссер, — тихонько говорит ей Александр Генис.

— Как его фамилия?

— Михалков.

— Михалков? Это тот, что хорошо уху варит? У нас в Америке говорят, что он приготовил на берегу Волги такую уху из осетрины, какой они давно не пробовали. Хочу, чтобы он здесь мне сварил уху.

— Он может отказаться, — говорит Виктор Ерофеев.

— Не думаю, — что он откажется варить уху на моей Зоне, — говорит Большой Психолог.

— Пусть попробует, — говорит Игорь.

— Да я не отказываюсь, не отказываюсь, — говорит Михалков, — сейчас сварю.

— Уху? — спрашивает оказавшийся поблизости Акс.

— Я хочу знать конкретно, что это будет за блюдо? — говорит Камилла Палья.

— Мы не у Максима, — шепчет ей на ухо Александр. — Он не сможет сделать по-Французски.

Михайловский услышал и сказал, что он все может.

— Это будут судачки а ля натюрель, переложенные раковыми шейками и свежей икрой.

— А где вы здесь возьмете икру?

— Да у меня всего навалом, — говорит Асм. — Только раков нет.

— Кто пойдет ловить раков?! — кричит Виктор Ерофеев.

Он подзывает пробегающего мимо Радзинского и говорит, чтобы тот пошел и наловил ведро раков.

— Я не умею, — говорит Эдик.

— Ладно, беги дальше.

— Да мы сходим, — говорит Василий Акс.

— Кто это мы? — возражает Солженицын. — Я даже в старых лагерях не ходил раков ловить. — Впрочем, ладно пойдем.

Уходят с ведром ловить раков. Михайловский разводит костер и ставит треножник.

— А это зачем? — спрашивает Камилла Палья.

— Для жертвоприношений, — серьезно отвечает Ми.

— А кого?.. А чего? А что приносить будут? — с интересом, но все же испуганно спросила Камилла Палья. — Пи… пи… пидоров, что ли, из седьмого отряда?

— Там видно будет, — сказал Асм, — кого мы принесем в жертву.

А на сцене в это время сменились декорации. Женщина академик, вещавшая каждые пятнадцать секунд о полном падении курса американского доллара и Теро, радостно удивленного тем, что ему никто еще до сих пор не отрубил руки, появился высокий мужик с козлиной головой. Через каждые пятнадцать секунд он перебегал с одной стороны сцены на другую.

— Жи! — сказал Асм.

— Откуда ты знаешь? — спросил Волг.

— Кому же и знать, как не мне.

— А почему он молчит?

— Немой.

— Жи и немой?

— Здесь работает Малый Психологический механизм, — говорит Асм. — Он все уже сказал раньше.

— А почему у него на башке козлиная голова? — спросил Иг. Волг.

— Жи играет роль волка в овечьей шкуре.

У мелькающего на сцене мужика волчья шкура, волчий хвост, лапы, а голова козла с длинными рогами.

— Так тогда это должен быть баран!

— Ну он и есть баран.

— Баран с козлиной рожей, — неожиданно для самого себя сказал Ерофеев.

— А такие бывают? — спросил Иг Волг.

— Ну если рассуждать психологически, — начал Асм, — с точки зрения Средней Психологической защиты… — он еще немного подумал и продолжил: — Верно, очень, очень верно. Он и должен быть немым.

— А я думал, просто бараньей головы не нашлось, и ему дали козлиную, — сказал беспечный Иг Волг.

Опять появляется кордебалет. Они начинают задирать юбки, показывать зады зрителям и пердеть. Вонь при этом доходит до самых последних рядов. Зеки зажимают носы.

— Прекратите это издевательство! — кричит кто-то. — Ну сколько можно.

— Почему такая вонь? — спрашивает Иг Волг. — Кто это такие?

— Это переводчики и имитаторы детей, — читает Виктор Ерофеев в сценарии. И добавляет: имитаторы детского голоса.

— Что это значит? — спрашивает Игорь.

— Очевидно, это означает, что детский голос взрослый изобразить не в состоянии. Один взрослый не может.

— Это ужасно, ужасно. Какой ужасный перевод. Нельзя ли обойтись без кордебалета? Пусть лучше Жирик один носится по сцене.

— Вот замена. — Это сказал Эдуард Радзинский. Он протянул лист а-4.

По новому продолжению вместо детских переводчиков на сцену выходит сварщица в зеленой брезентовой робе. В каждой руке у нее по держателю, с зажатыми в них электродами. Дама кидает на лицо защитную маску и соединяет между собой электроды. Сноп искр попадает в пробегающего козла. Он хрюкает, отпрыгивает в сторону и замирает.

— Вопрос первый и он же последний, — говорит девушка из-под маски, обращаясь к Волку в Овечьей шкуре — хотя совершенно очевидно, что шкура у него Волчья. — Сколько получали юные сварщицы в СССР? Я думаю, что десять тысяч долларов в месяц. А вы? Итак, даю вам для размышленья одну минуту. Время пошло.

— Он немой! — крикнул записной стукач из седьмого отряда.

Волк в Овечьей шкуре сказал только одно слово: