Стихотворения - Конрад Цельтис

Как торопливой струей побеждает течение Майна

С высей гельветских Альп к нам истекающий Рейн, —

Он через озера два[445] струится, что именем громким

В честь Констанция люд здешний нарек в старину.

Разве что имя твое[446] не вяжется с обликом дивным,

Ибо красой неземной ты превосходишь богинь.

Имя подобное след сарматским присваивать девам,

10 Коим Медведицы свет с северных льется небес,

Той, в которую встарь Громовержец аркадский влюбился,

После чего и вознес деву светилом в эфир.

Мне сдается: когда родилась ты, на небе светили

Звезды, что светят со Львом, вставшим Авроре вослед,

Звезды, с которыми жар нарастает идущего Феба,

И поселянин серпом чаемый жнет урожай.

Лик ослепительный твой блистает стараньем Дионы,

Белые щеки тенят рдяность чарующих уст.

Урсула, все у тебя изяществом так и сияет:

20 Волосы, голос, глаза, шея и грудь, и персты.

Но не сыскать на земле ничего, что было б жесточе,

Женщины, что не дает стиснуть в объятьях себя.

Шаг свой останови, о моих печалях послушай,

Может быть, пени мои волю твою повернут.

Взгляд моим взглядам даруй, чтоб сильнее лучи опалили,

Щечку к моим щекам, милая, крепко прижми!

Как извергается огнь в Абнобских горах из расщелин,

Там, где владеет землей Фридрих, Саксонии князь,

Чьим попеченьем венчал чело мое листьями Дафны

30 Цезарь, уста освятив мне аонийской водой;[447]

Как, перегрета, вскипает влага в источниках серных,

Что в изобилии бьют в Баценском щедром лесу

И увлекают к себе темной осенью толпы болезных,

Мнящих увядшую плоть в водах горячих согреть, —

Так меня пламя крушит, так огонь все нутро мое лижет:

Жжешь ты тело мое все, не щадя, до костей.

Если болезному мне не придет на подмогу целящий,

И, подобрев, от хвороб средства Венера не даст,

Ты заронишь в меня семена мучительной смерти,

40 И лиходейкой моей люди тебя нарекут.

Пусть такие стихи на моей обозначатся урне,

Что по кончине моей легкий мой прах сохранит:

«Урсула мучила так германского страстью поэта,

Что от удара меча к Стиксу отправился он».

Как от крепкой стены, отлетают, ударившись, стрелы

И поражают того, кто их направил в полет,

Как собирает лучи зеркальная вогнутость кругом

И отсветом своим все поджигает тотчас,

Так, свернувшись во мне, огонь отвергнутой страсти

50 Хищный, сжигает меня на погребальном костре.

О, если б мне целовать твои млечные, сладкие губы,

В тесном объятье тебя если бы мне согревать!

Губы пускай съединят союзом скрепленные души

В час, когда ты прижмешь в страстном объятье меня!

Вечно, пока в небесах свой ход совершают светила

И цепенеет во льду остьев обоих земля,

Вечно, пока моря разделяют противные страны

И без препон в Океан внешний уносится Рейн,

Буду тебе я всегда слугою, по-рабьему верным,

60 И не устану склонять шею к ярму твоему.

Это кольцо я дарю, облеченное вечной любовью,

Чтоб, на него поглядев, ты вспоминала меня.

Прочие, умерев, по кругам отправляются разным

(В родственный сердцу дом каждый стремится попасть), —

Урсула, мы с тобой попадем в Венерину сферу,

Вместе с Юпитером яств много небесных вкусим.

4. К Урсуле с напоминанием о бессоннице и любовном бессилии сочинителя

Урсула, пламя любви сожигало меня беспощадно,

Не был судьбою мне дан в Могонтиаке[448] покой.

Как подгоняют толчком юлу, развлечение детства,

Так и бича твоего гонят удары меня.

Всюду — молюсь ли богам, корабли наблюдаю ль у брега,

На монументы ль гляжу некогда славным князьям,

Что в изобилье стоят меж жилищами Могонтиака, —

Всюду пред взором моим ты лишь одна предстаешь.

Есть в этом граде холм с останками Друза Нерона[449] —

10 Первым славу стяжал он средь германских племен.

Как головою вертит Аполлонов сопутник подсолнух,

Следуя ночью и днем за колесом огневым,

Так неотступный мой взор туда безустанно стремится,

Где, о любовь моя, ты ходишь и взад и вперед.

Столько не сыщешь глазков на перьях Юнониной птицы,[450]

Сколько взоров шальных буйная мечет любовь.

Ночью, когда предаю во мраке я отдыху тело,

И посторонних чувств власть надо мною слаба,

Урсула, сладкой игрой мы нежимся слитно с тобою,

20 И повинуешься ты пылким желаньям моим.

Нежные руки твои моих мышц принимают прижатье,

И языки наши всласть радостный труд свой творят.

Вот я прижал тебя к распаленной груди своей жадно,

Вот уже дело любви к мигу свершенья спешит —

Но убегает сон к берегам Летейским, рассеясь,

И ненасытная страсть тело по-прежнему ест.

Прочь улетают со сном удовольствия мнимого пыла,

И остается в душе ноющей боли укор.

В миги, когда я тебя ищу на пустеющем ложе,

30 И ускользает из рук образ обманчивый твой,

Сколько печальных забот оживает в душе моей снова,

Коих ничем не унять, если б я даже хотел.

Сила столь велика заблужденья в несчастных влюбленных,

Что горемыка больной ведать не хочет лекарств.

Сон, ты отраду несешь в часы расслабляющей ночи, —

Может быть, грезы твои подлинность ласк подарят?

Разные лики творя, привидения с нами играют,

Ночь в зените своем смутно нам смертью грозит,

Душу уносит она к Летейским мертвенным водам —

40 Разве жизни моей облик бесплотный таков?

Как бы то ни было, груз мы отринем забот бесполезных,

Рады тому, что в сердцах наших взаимная страсть.

Деньги есть у меня, и любви научить я умею,

Не обделен я ничуть знатностью и красотой.

Перед свирепым лицом разбойника нищий последний,

Если влюблен, себя может богатым назвать.

Этот боится, а тот на спасенье надеется смутно,

Этот у страха в когтях, тот от