Александр Мацкин - Орленев

страстной газетной критике и в стоустой молве очернило Орле¬

нева как неврастеника, неспособного справиться со своими неду¬

гами, искусство которого безнадежно замкнулось в границах кли¬

ники. Он отбивался от этой молвы, но не всегда успешно. ..

Такой горестно нелегкой была жизнь Орленева в первые, по

внешним признакам безмятежные годы гастролерства.

В эти первые годы нового века на путях странствий Орленева

часто возникала Ялта. Он едет из Пензы в Астрахань и почему-то

оказывается в Крыму. Он отправляется по своему излюбленному

гастрольному маршруту по городам юга и юго-запада, начиная

с Одессы и кончая Черниговом, и тоже не минует Ялты. Чаще

он бывает здесь ранней осенью, в начале сезона, когда на улицах

курортного города, славившегося благоустройством, красотами

природы и целебным климатом, можно было встретить знамени¬

тых людей русского искусства — Горького, Ермолову, Леонида

Андреева, Бунина, Немировича-Данченко, Рахманинова — и ря¬

дом с ними пеструю разноликую толпу: адвокатов с громкими

именами и скромных земских деятелей из глубин России, универ¬

ситетских профессоров и быстро завязывающих знакомство шу¬

леров, отставных генералов и столичных кокоток; это была шум¬

ная и нарядная Ялта «Дамы с собачкой», за фасадом которой ра¬

зыгрывались невидимые трагедии.

Гораздо реже Орленев приезжал в Ялту в глухое время года,

в зимние месяцы, когда здесь помимо местных жителей остава¬

лись только тяжелые легочные больные (и лечащие их врачи) и,

по словам Чехова, пе было ни дворян, ни мещан, потому что «пе¬

ред бациллой все равны», и эта бессословность составляла неко¬

торое достоинство маленького провинциального, но уже захвачен¬

ного строительной горячкой южного города. Иногда приезды

Павла Николаевича в Ялту были молниеносны, день-два, он тра¬

тил на дорогу гораздо больше времени, чем проводил здесь,

а иногда эти посещения затягивались на недели, как это было

осенью 1901 года.

В письмах А. П. Чехова к О. Л. Книппер с 25 августа по

10 сентября 1901 года Орленев по разным поводам упоминается

шесть раз. По каким же поводам? Письмо первое (25 августа) —

это простое уведомление, регистрация факта: в Ялту приехал

Орленев и вместе с Дорошевичем обедал у Чеховых. Второе

(27 августа) — к Чехову «ходит много приезжего народа», среди

сегодняшних посетителей он называет Орленева и адвоката Ка-

рабчевского. Третье (28 августа) — на этот раз роли меняются:

Чехов был в гостях у Орленева, познакомился с Левентон (Нази¬

мовой) ; попутно мы узнаем, что «она живет с ним на одной квар¬

тире». Четвертое (после некоторой паузы — 5 сентября) — Чехов

не совсем здоров, у него болит спина, болят руки, настроение не¬

важное, и, несмотря на это, он «неистово хлопочет» насчет спек¬

такля в пользу Благотворительного общества; уже известна про¬

грамма вечера: «Будет играть Орленев, будет петь цыганка Варя

Панина, которая теперь здесь». Пятое (7 сентября) — только

беглое упоминание — «сейчас был у меня Орленев». И, наконец,

шестое и последнее (10 сентября) — Орленев все еще в Ялте и

«сейчас приходил ко мне» 1. Через три с лишним месяца, в декабре

1901 года, он опять приедет в Ялту, теперь на короткие гастроли,

и опять навестит Чехова, о чем Антон Павлович тотчас же сооб¬

щит жене в очередном письме (20 декабря).

Эта расписанная по дням хроника, как мне кажется, может

объяснить, почему, круто ломая маршруты, Орленев так часто

приезжал в Ялту; здесь, когда позволяли обстоятельства, подолгу

гостила у родных Алла Назимова и здесь поселился Чехов, кото¬

рого он считал самым замечательным из встретившихся ему

в жизни людей.

Чехов принимает Орленева с радушием, ему нравится нена¬

вязчивый юмор актера, его бескорыстность и общительность: оп

не только хорошо говорит о себе и о своих скитаниях, он хорошо

слушает других, что у таких завзятых рассказчиков редкость.

В воспоминаниях Бунина о Чехове есть интересная запись, тоже

относящаяся к осени 1901 года: «До моего приезда в Ялте жили

Дорошевич, умом которого восхищался Чехов, и артист Орленев,

которого он считал талантливым, по беспутным; последнего я за¬

стал» 2. Чехов знал слабости Орленева, да, он был человек ветре¬

ный, увлекающийся, неустойчивый, годы беспорядочной богемной

жизни не прошли для него даром. Но в его непутевости была

черта, которую он не переступал,— он не обижал слабых, он заде¬

вал сильных, в нем было больше рыцарственности, чем необуздан¬

ности, говоря по-карамазовски — больше гимна, чем позора.

В одном из ранних писем Чехова, датированном 1883 годом,

сказано, что у русского актера все есть, кроме одного —

внутреннего джентльменства, то есть интеллигентности, воспи¬

танности духа. У Орленева при всем его легкомыслии и браваде

эта воспитанность была, и потому с таким трудом добытая им

свобода часто казалась ему обременительной. Ведь нельзя жить

в атмосфере вечного крохоборства, выматывающих душу закулис¬

ных дрязг, бессовестного антрепренерского торга. И он снова и

снова решал уже не раз решенный вопрос — как быть дальше,

как распорядиться собой?

С Чеховым он особенно не откровенничает, держится свободно,

по подтянуто, почтительно-влюбленно, без намека на фамильяр¬

ность. И все-таки Чехов видит, что у Орленева бывают тяжелые

минуты сомнений. Он приходит в гости, приходит чаще всего по

вечерам и, рассказывая,— играет; его памяти нужен только не¬

большой толчок. Одна веселая сценка, другая, третья, и все из

актерского быта — запас анекдотов у него неистощимый. Но

когда наслушаешься этих анекдотов, становится грустно — ни¬

щета, водка, трактирные нравы, разбитые судьбы, бесприютная

старость. И это ведь не древняя история, это сегодняшний день,

к которому причастен и Орленев. Он посмеивается, посмеивается

и вдруг виновато улыбнется. Чехов замечает эту улыбку и мягко

говорит, что ему надо пойти в хороший театр. Ведь он человек

современный, и репертуар у него современный, зачем же ему

держаться за рутину и предрассудки, зачем делить судьбу со слу¬

чайными людьми. Орленев неуверенно возражает, спор у них не

получается. Он принял все решения, но твердости в его позиции

нет; все обдумав и взвесив, он и теперь не знает, что для него

лучше — оседлость или бродяжничество?

В Ялте в те же годы (осень 1901 и 1902-го) он часто встре¬

чается с Дорошевичем, отношения у них близкие, и Орленев в от¬

крытую делится с ним сомнениями относительно своего будущего.

Взгляд на гастролерство у знаменитого столичного фельетониста

другой, чем у Чехова. Дорошевич говорит Орленеву: «Ведь вы не

сами захотели быть гастролером, а вас случай создал; ну и поль¬

зуйтесь им, как судьбою своей. Будьте одиноким, разъезжайте и

диктуйте законы»3. Слова не только лестные, в них есть еще

ореол романтики, на которую так падок Орленев. Ездить и дикто¬

вать законы! Ничего лучшего и не придумаешь, пусть все ос¬

тается так, как оно есть!

Гастролерство Орленева продолжается и захватывает новые

пространства. Раньше он ездил по губернским и уездным горо¬

дам, теперь он забирается в глушь, на десятки верст в сторону от

железной дороги. Параллельно, как только у него появляется но¬

вая роль, он ездит в уже знакомые большие города, где у него

есть своя аудитория. Слава его растет, гонорары тоже, антрепре¬

неры за ним охотятся и не отказывают в деньгах. Однажды, из¬

державшись, он вместе с Назимовой надолго застрял в Италии на

озере Комо и для надежности обратился сразу к трем русским

антрепренерам с просьбой о помощи. Они немедленно откликну¬