Марина Райкина - Москва закулисная-2 : Тайны. Мистика. Любовь

В КИНО МОНАХИНЬ НЕ ИГРАЛА

Живое кладбище искусства — Крещен ли был Олег Даль — Поиск спасительного креста — О чем свидетельствуют актеры — Ангельские одежды для актрисы

Мы встретились в бывшей воскресной школе Марфо-Мариинской обители. В обители на Ордынке, основанной Святой и Великой Княгиней Елизаветой Федоровной, был некогда женский монастырь, а сейчас располагается православная гимназия, в которой Ольга Гобзева преподает. Здесь покойно и тихо. Иконы, иконы, портрет Государя Императора…

— Простите, как вас теперь называть?

— Мать Ольга.

— Как сегодня мать Ольга относится к актрисе Ольге Гобзевой?

— Как к другому человеку, который уже умер. Я очень скорблю о тех грехах, которые совершила. Я грешница, великая грешница. И молю Господа, чтобы он показал мои грехи и простил, конечно.

— Мне всегда казалось, что Ольга Гобзева была в порядке: много снималась, играла в театре. Что случилось? Что должно было произойти, чтобы она все бросила и ушла в лоно церкви?

— Сказать, что у меня случилась какая-то трагедия или неудачно сложилась судьба — было бы неправдой. Я действительно много снималась, у меня около восьмидесяти картин. И хотя не все фильмы были знаменитыми, не все шли на экранах и вообще многое лежало на полках, тем не менее моя творческая судьба сложилась очень удачно. Я всегда делала то, что хотела. Причина моего ухода кроется очень глубоко, возможно, в моем роду.

Родная сестра моей бабушки была игуменьей, а вторая сестра ее — монахиней. По линии отца был церковный староста. Мой отец — царство ему небесное — был верующим человеком, и ни в какие годы, ни когда нас раскулачивали в двадцатые, ни в тридцатые, ни в сороковые, у нас в доме не гасла лампада. И поэтому сказать: я ушла от мира, что-то бросила, пришла к чему-то новому… это не так. Я пришла в свой дом.

— Но тогда почему вы не пошли по стопам родителей, а стали актрисой?

— Когда я была маленькой, мы жили на Новой Басманной улице. Наш домик был довольно бедный, с коммуналками, напротив стоял дворец Стахова — Дом детей железнодорожников. Меня туда тянуло какой-то неведомой силой. И вот я из бедноты попала в такую совершенно изысканную атмосферу. Занималась в кружке художественного слова, читала стихи, прозу, и там я, наверное, получила такое воспитание, которое предопределило мой выбор. Когда я подросла, меня люди как бы нарекли: вот тебе обязательно надо стать актрисой. И я поверила в это. Отец, конечно, не был доволен моим выбором, а мама была мягче и считала, что если мне это нравится…

— И вот вы стали актрисой. Но, возможно, вас отпугнула закулисная игра, которая часто ведется не по правилам, жестко и нечестно?

— Я вам рассказала уже, что моя творческая судьба складывалась достаточно удачно. Но вместе с тем были взлеты, падения и горести. Мне, например, очень хотелось сыграть роль Сонечки Мармеладовой. Была такая актерская мечта. Я даже пробовалась, но мне объяснили, что нужна блондинка. Меня тогда поразило: разве Достоевский писал что-то про какую-то блондинку? Но не во мне дело. Меня насторожило, испугало то, что в нашем театре Киноактера гибнут люди: самоубийства, смерти…

— Вы имеете в виду Изольду Извицкую?

— Да, Изольда Извицкая — прелестная красавица, хорошая актриса… Может, это и не было самоубийство, я не знаю подробностей. Инна Гулая, Дора Турбакова. Когда я встретила Дору в Ленинграде, то увидела человека, совершенно опустившегося, спившегося. Вместе с тем я поняла: она не просто попала в водоворот порока, а уже сломала судьбу.

Алик Даль… Мы ведь с ним в одном кружке занимались. В последний раз встретились в Клайпеде, возле гостиницы. Он все мне пытался что-то рассказать, раскрыть какую-то свою боль. Мы проговорили часа два, но его то ли позвали, то ли он ушел, не помню. Кажется, договорились встретиться через день-два, а его уже не стало. Мне жалко Алика. Надо помянуть его, только не знаю, крещен ли он.

— Как вы видите свою прошлую артистическую жизнь?

— Иногда у меня было ощущение живого кладбища: гибли души, разрушались судьбы. Ведь актер — такова профессия — он сосредоточен на себе. Это ощущение собственного «я» — страшное. И если актеры не находят выхода из этого состояния, тогда они ищут способа забыться, начинают пить. Олег Даль, Володя Высоцкий, Юра Богатырев — умерли молодыми. Все они были моими партнерами. Поиск, я думаю, должен быть не внутри себя, не вширь. А ввысь, хотя мы все равно ищем вширь. Но если еще искать и ввысь, то получается спасительный крест. Человек в своих поисках должен подниматься к небесам. Понимаете?

— Я все же хочу вернуться к вашему театральному и кинопрошлому, которое продолжалось, страшно подумать, тридцать два года…

— В театре я играла немного. Последний спектакль «Сегодня праздник» испанского драматурга Вальехо. Там произошла история достаточно яркая, решившая все окончательно для меня. Я играла роль героини, у которой погиб ребенок и которая сама находилась на грани смерти. Не хотелось просто «умирать», падать на сцену. Тогда мы с режиссером придумали вот что: героиня попадала в другой мир и там встречалась со своим ребенком, что обозначало смерть.

Я с большим увлечением играла. И однажды, придя в гримерную, я увидела в зеркале совершенно иного человека, незнакомую мне женщину. Платье — то же, а лицо иное. На меня смотрела некая испанка. Я испугалась. Это было страшное перевоплощение, потому что в свою душу я впустила кого-то. После антракта режиссер, столкнувшись со мной в кулисе, сильно вздрогнул, а друзья мои говорили, что у меня чужие глаза и чужой голос.

— Если бы я видела это в тот момент, то сказала бы, что вы достигли высочайшего профессионализма, перед которым снимают шляпу.

— Многим это показалось успехом, удачей, но я глубоко испугалась. Господь ведь вдохнул одну душу неповторимую в нас, одну. Чем человек индивидуальнее, тем он более церковен. Наша православная церковь больше воспитывает личность, не давая ей распадаться.

— Тогда выходит, что артисты должны непременно уйти из театра, иначе себя уничтожат как личности?

— Слава богу, что это бывает редко. Есть артисты хорошие, добрые, которые могут быть исповедниками веры. Я бы разделила всех артистов на две категории: на актеров, свидетельствующих о добре, и актеров, свидетельствующих о зле. Вот, например, кино — это рентген; там через глаза, взор видна душа человека, который на экране. При этом видно, что актер выбирает для себя. Правда, бывают артисты, которые свидетельствуют и о том, и о другом. Это ложный психологизм, перетекание из одного состояния в другое.

Я, помню, озвучивала актрису, игравшую Эдит Пиаф. Прекрасную актрису, вы, кстати, на нее похожи, на молодую. И вдруг в какой-то момент я поняла, что актриса для достижения большего проникновения принимала наркотики. В одном из кадров у нее изменилось лицо, расплылись глаза… Представьте, к чему человек может прийти, если он ради успеха идет на разрушение своей божественной природы. Вот актеры, которые уходят в церковь, принимают постриг, понимают, что душевная жизнь непременно сопряжена с духовной, и ищут себя именно в духе.

— Видя, как профессия разрушает других людей, вы чувствовали, что она разрушает вас?

— Когда я училась еще во ВГИКе, у меня получались всякие роли хорошо, и я довольно рано привыкла, чтобы за мной тянулся шепоток: «Вот она пошла, та самая распрекрасная». Мне об этом сейчас смешно даже говорить. Тем не менее я упивалась славой, была заносчивой и при этом могла обидеть и обижала людей.

— Это те самые грехи, о которых вы говорили мне и за которые молите прощение?

— Да, безусловно. Я обманула своего жениха, не пришла в загс. Я была кокетливой, мне нравилось нравиться режиссеру, зрителям. Мне говорили, что я сделала бы карьеру, если бы была более проста в отношениях. Если бы не держалась принципов — в творчестве не должно быть никаких романов, никаких альянсов. Поэтому я не выходила замуж за режиссера, который меня снимал не раз.

— Значит, актерство, по-вашему, — греховная профессия?

— Нет, конечно. Грех — он не в профессии, он в человеке. Я вам скажу, что есть актеры, которые хотят воплотить высокую духовную идею. Я для себя вот этого не нашла. Но это касается лично меня.

— Скажите, мать Ольга, среди ваших ролей были роли монахинь?

— В чистом виде роль монахини я не играла. Хотя элементы этого присутствовали, и не в одном фильме. Начать с того, что мой духовный отец благословил меня сниматься в фильмах, прославляющих церковь. Я так и поступала. Поэтому согласилась сниматься в фильме «Этюды о Врубеле», в Киеве, где были документальные кадры празднования тысячелетия Крещения Руси. Там произошла встреча с Патриархом Иерусалимским Святейшим Диодором. И он меня благословил и оставил автограф на моем приглашении.