Пэпэла (Бабочка) Часть 1 - Уваров Максимилиан Сергеевич

– У нас все хорошо. СтанИслав, ваш выход! – она бросила на блондина восхищенный взгляд и села на свое место.

Блондин, которого она назвала Станиславом, нехотя встал и пошел в центр зала. За ним мелкими шажками засеменил усач. Блондин что-то сказал ему на незнакомом шипящем языке, и мужичок обратился к Илико:

– Господин Псешинский просит, чтобы ты подпрыгнул как можно выше.

Илико присел на корточки и изо всех сил рванул всем телом вверх. Немного не рассчитав силу прыжка, он замахал руками, пытаясь удержать равновесие, и попятился назад. Псешинский нахмурился и снова что-то сказал переводчику.

– А теперь прыгни с места, не приседая.

Илико послушно исполнил приказ, но прыжок вышел не таким высоким, как он хотел. Мальчик испуганно посмотрел на блондина. Тот недовольно поморщился и снова заговорил на своем языке.

– Теперь стой смирно. Господин Псешинский посмотрит твою гибкость, – переводчик учтиво поклонился Станиславу и пропустил его ближе к Илико.

Руки блондина были холодными и очень цепкими. Таким же холодным и цепким был его взгляд. Псешинский крутил Илико в разные стороны, нагибал вперед назад, заставлял поднимать руки в стороны и напоследок взял правую ногу Илико и задрал ее над полом высоко вверх.

Илико сжал зубы от боли. Он напрягся всем телом и неожиданно для себя пукнул. Псешинский выпустил ногу Илико из своих рук и, зажав длинными тонкими пальцами нос, отошел от Илико на несколько метров. Бросив ненавидящий взгляд на мальчика, Псешинский шикнул что-то переводчику, уходя на свое место, и тот, сказав Илико: «Одевайся!» – быстро засеменил на свое место вслед за блондином.

Илико одевался, закусив губу, стараясь не расплакаться. Ему было ужасно стыдно и перед строгой теткой в пенсне, и перед милой Катенькой, и перед седоволосым мужчиной. И хотя Псешинский ему не понравился больше всех, перед ним Илико было особенно стыдно.

– Подожди за дверью, – сказал ему рыжий пианист. – Комиссия посовещается и объявит свое решение через несколько минут.

Илико вылетел из зала и с разбега уткнулся лицом в живот матери. Он уже не мог сдерживаться и стал громко рыдать, растирая слезы о мягкий вязаный жакет.

– Ты что, Илико? – погладила его по голове Софи.

– Я все испо-о-ортил! – громко выл Илико.

– Что ты опять натворил? – спросила Софи, пытаясь оторвать от себя сына.

– Я пукну-у-ул… – громко заорал Илико, насмешив этим стоящего недалеко светловолосого мальчика, который, видимо, тоже пришел поступать в школу.

– Не плачь, Илико. На этом ведь жизнь не закончилась! – гладила сына по голове Софи. – Поедем домой. Там тебя друзья ждут. А на следующий год пойдешь в нашу школу. Дома все лучше, чем в чужом большом городе.

Но от слов матери Илико заплакал еще сильнее. Он снова уткнулся ей в живот, сотрясаясь от рыданий. Дверь зала открылась, и в коридор вышел старый знакомый Софи и Илико, Реваз Темурович Гогонава.

– Эй, Илико! – мужчина дружелюбно кивнул Софи и похлопал по спине Илико. – У тебя что-то страшное случилось?

– Я пукну-у-ул… – Илико на секунду поднял голову, растирая слезы кулаком.

– В этом нет ничего страшного, – улыбнулся мужчина. – Такое с каждым может случиться. И я хотел тебе сказать, что ты принят в нашу школу.

– Несмотря на то, что я пукнул под нос господина Пше… Пшес… в общем, этого господина? – Илико удивленно хлопал глазами, не веря своим ушам.

– Конечно, господин Псешинский на тебя очень зол, но он не смог устоять перед твоей природной гибкостью, – и Гогонава обратился к Софи: – Сейчас с вами еще немного побеседует наш врач, потом заполните документы, и через три дня ждем Илико с вещами в школе.