Таганка: Личное дело одного театра - Леенсон Елена

Ваша задача, связанная с Гамлетом, очень емкая, и не менее интересная та, первая часть, которую вы когда-то для него готовили: замысел — вагоны, нары, только, упаси Боже, чтобы эти нары были тюремными нарами. Эти нары должны быть в том высоком и обиходном понятии русской жизни, т. е. образ, связанный со всеми нашими переездами. Все эти стройки, которые он безумно любил. Где он только ни бывал: и на БАМе[983], и на Чукотке, и на Камчатке… И вот это «нарная», так сказать, публика — перехожая, переезжая, охочая до больших дел, — на этих коротких отдохновениях, чаще всего на нарах, в пути, или в палатке, она была охочей и до очень серьезных разговоров и откровений, и он на это шел,… и он очень хорошо это впитывал в себя, и оттого у него такая поразительная многоликость его образной структуры песенного жанра.

…и естественно, что принимали его за «бывшего уголовника», и за бродягу, и за кого угодно. …и вот эта вот идея вечно подвижного люда на Руси — раньше с посошком, а теперь вот, эта вот самая наша неустроенность, наше постоянное стремление к чему-то дальнему, будущему, лучшему. Как Гоголь говорил: «Дураки же люди, которые мечтают о великом будущем, а серьезных, настоящих проблем не замечают и думают, что ход к этому будущему настолько легок, что на настоящее можно и плюнуть».

…и это вполне естественно, Юрий Петрович, что он и тянулся к Гамлету, и Гамлет у него вышел, как говорится, не без Вашей помощи, чрезвычайно современно звучащим. Та самая система неприятия лжи, неискренности, непорядка, неустроенности — всего того, с чем связана жизнь человеческая, она у Высоцкого в этой роли получила чрезвычайной силы звучание. Высоцкий звучал в Гамлете необычайно органично, и даже как-то по-новому. И все это у вас уже видится, и вы это чувствуете. …поэтому, мне кажется, — дело пойдет! Естественно, что лиха беда начало, потом придется много работать. …все любим Высоцкого и любим театр, так что охотно подключимся в дело и советами, и мыслями. Это уже не только разговоры, а начало дела. Исполать!

А. Г. Шнитке. Я очень мало его знал. Считанные разы видел его в театре и слышал, поэтому мне очень трудно пытаться найти выражение тому, каким должен получиться спектакль. …раз я его так мало знал, …если мне будет поручена какая-то часть работы в этом спектакле,… я должен буду отнестись к этому как к своей обычной работе… как Юрий Петрович говорил, возникает опасность, что это чрезвычайно заинтересованное душевное участие в нем и знание его могут привести к тому, что спектакль будет очень прочно держаться на какой-то очень большой эмоциональной волне. Но нужно, чтобы у него был запас прочности; чтобы спектакль шел долго, нужно попытаться отнестись к нему с профессионально-холодным отношением… Вот это единственное соображение, которое мне хотелось высказать вслух. И кроме того, конечно, мне кажется, что опора на Гамлета — самый лучший, самый точный ход. ‹…›

Вот и все. Извините, к сожалению, я не имею права говорить долго и подробно. Я его плохо знал.

Ю. П. Любимов. Благодарю Вас, Альфред Гаррич.

А. А. Аникст. Все мы сходимся на том, что нужно уйти от того Высоцкого, который нравится обывателям и мещанам, вернее, от того, что они в нем видят и что хотели бы из него сделать. Всякий поэт где-то больше самого себя, больше собственной личности. Вот это большое нам и надо выявить. ‹…› Я бы проделал ту работу, которую уже начал Юрий Петрович. Я бы прослушал не 5, а все 15 пленок и из этих пятнадцати пленок выбрал бы те 10–15 песен, в которых выражается самое существо его, и тогда поэт сам нам скажет, что в нем сильное и слабое.

…сильное в нем то, что народ почувствовал в нем своего поэта. Именно народ. И Высоцкий потому … сыграл такую важную роль, потому он был так горячо любим, принят, встречен, потому его похороны превратились в событие для жизни народа, что он говорил о том, о чем официальная поэзия не говорит. Он говорил о той стороне жизни, которую очень точно знает и чувствует. Он говорил о всякой боли, об обидах, он говорил о том, что в жизни не получается, он говорил о том, что люди, которых, казалось бы, списали со счетов, живут и хотят жить, и живут какой-то своей жизнью. …[Надо] выявить в его поэзии… глубоко человеческое: то, что задевает струны сердца многих людей, и то, что действует одинаково и на людей, высокообразованных и интеллигентных, и совершенно не образованных и не интеллигентных, …вот тогда он встанет перед нами, как значительная величина, и тогда отойдет на второй план вопрос о том, в какой мере совершенны его песни как стихи… Вот это Высоцкий — Высоцкий, который больше того Володи, которого мы знали. Он должен таким в этом спектакле быть. Как это практически решается, не нам, конечно, решать, — это творческая фантазия Юрия Петровича, коллектива найдет к этому пути. Но на первом плане должна быть его поэзия, запечатленная в песнях, через нее надо искать, исходить. Надо найти костяк, тогда раскроется разнообразие речи, тот нерв, который ощущается всеми.

Будет ли это воспроизведение «Гамлета»?.. Может быть, и хорошо пустить занавес[984], но только как поэта его представлять нельзя. Надо, чтобы он вырос на сцене этого театра — он был человеком этого театра, хотя он говорил какие-то свои вещи в стихах и песнях. Но говорил-то он то, что составляет основу жизни этого театра. Это был большой разговор о нерешенных вопросах нашей жизни, о том, что заставляет всех нас болеть, мучиться, чувствовать, что что-то не так и за что-то надо браться. Вот эти вот направления, мне кажется, очень важны для спектакля, чтобы он мог вырасти в поэтическое художественное явление, и вместе с тем чтобы он соответствовал тому гражданскому, гуманистическому духу, который является основой жизни Театра на Таганке.

Ю. Ф. Карякин. Ну, я могу говорить о будущем спектакле пока только на уровне мычания. Попробую определить, в какую сторону это мычание направлено. Это должно быть абсолютно неожиданное решение: не концерт памяти, не дорогое надгробие, не букет, а какое-то абсолютно неожиданное решение, которое должно быть очень точно адресовано. Может быть, я не так понял насчет обывателя. По-моему, одна из тайн Володи состояла в том, что он из обывателя умел сделать — превратить его в человека. Народ — это и есть обыватель, в значительной своей части, и в этом вся тайна. Т. е. адрес должен быть не для нас самих: вечер воспоминаний, и каждый будет умиляться, как он знал, или клясть себя за то, что пропустил, будучи близким и прочее и прочее… Нет. В Евангелии, по-моему, сказано: «Пришел не к здоровым, а к больным». Если вам удастся посредством этого спектакля, ну, хоть одного человека направить на путь истинный… Т. е. адрес должен быть, если угодно, — обыватель. ‹…› Дальше: либо не понял, либо не согласен с Юрием Петровичем… Мне кажется, эту легенду не надо разбивать…, что никто, кроме него, не мог исполнить…

В. С. Золотухин. Не «не может», а «не должен».

Ю. Ф. Карякин. А я вам на это скажу — попробуйте! Человек бегает сотку в 9 секунд, а больше никто не может.

Ю. П. Любимов. А если спектакль не пробежит, тогда не надо его ставить, лучше сразу разойтись.

В. С. Золотухин. А зачем сотку за 9 секунд бежать, как Высоцкий, — ее можно пешком пройти…

Ю. Ф. Карякин…. все равно в народе — смерть открыла нам поэта, смерть певца открыла поэта… ‹…› Я читал стенограмму. Я на прошлом Худсовете не был… Белла говорила о зияющей пустоте, не заполнимой ничем… Силуэт здания, дворца какого-то — и жуткая черная дыра. Вот это должно быть — ощущение незаменимости.

И еще об одном: мне кажется, что спектакля не может быть, не получится, если не будет конфликта,… мне нравится эта сшибка, этот контрапункт: Гамлет и вагон. Эта странническая Русь и высоты духа…

Ю. П. Любимов. Конфликт заложен в «Гамлете» — на все века, на все народы. Это конфликт вечный. Николай Робертович … и то говорил: «Как кто пишет — понимаю, про Владимира не понимаю…» Он все именно глазами хотел увидеть его стихи.

Ю. Ф. Карякин. И последнее — не забыть бы одну черту: он всегда «придуривался», якобы юродивость — это была форма существования, форма провоцирования вас на что-то, и всегда была самоирония … обязательно в этом спектакле должна быть и самонасмешка…