Эдуард Володарский - Негодяй

— Зверь, а не человек! Пятерых прогнал, а остальным тройки лепит!

— Ох, Танька, хитрюга, с ребенком явилась!

— Такого зверя ничем не разжалобишь.

— Откуда он взялся?

— Девочки, посмотрите за Витенькой, а? Я — быстро, — попросила Таня и шагнула к дверям аудитории.

Председателем государственной комиссии был Павел Евгеньевич, широкоплечий, с выпуклой, как бочка, грудью и большими натруженными руками. И лицо медное от загара.

— А почему мы опаздываем? — громко спросил он.

Сразу двое членов комиссии, пожилые женщины, что-то зашептали Павлу Евгеньевичу с двух сторон в уши. Он выслушал, нахмурился.

— Берите билет. Как вас?

— Скворцова Таня.

…А в коридоре девчата толпились у коляски, подходили парни, спрашивали:

— Чей это фрукт?

— Скворцовой.

— А-а-а… Произведение Роберта Сидякина.

Появился Роберт Сидякин, медленно подошел к коляске, и девчата расступились. Он долго молча смотрел, пожал плечами, закурил.

— Заметил, Роберт, он весь в тебя, — сказал кто-то.

— Ну и что?

— Да ничего. Плачет дитё без папы…

— Безотцовщина.

— Сочувствую… — Роберт не спеша двинулся прочь.

…Таня готовилась к ответу, когда из коридора донесся детский плач. Сначала тихий, потом все громче и громче.

— Что там еще такое? — удивился Павел Евгеньевич.

Таня с беспокойством смотрела на дверь.

— Откуда здесь ребенок? — спросил Павел Евгеньевич. — Что за чертовщина?

— Это мой ребенок, — ответила Таня и поднялась.

— Вы что, с ребенком на экзамен пришли?

— Да. — Таня собрала листки, подошла к столу и положила билет — Извините, в следующий раз приду. — И быстро направилась к двери.

— Это лучшая студентка на потоке, — наперебой заговорили женщины, когда дверь закрылась, — и комсомольской работой успевает заниматься, и сына растит.

— Я понимаю, но притаскивать на экзамен ребенка — это, знаете ли… — он шумно вздохнул. — Это черт знает что.

— Она и на лекции с ним часто ходит. Что поделаешь, Павел Евгеньевич, вы в университете человек новый, со временем привыкнете.

Утром машина Павла Евгеньевича стояла у подъезда жилого дома, где жила Таня, в Старо-Монетном переулке, что рядом с Полянкой.

— Доброе утро. Садитесь, подвезу в университет.

— Зачем? Спасибо. Я так доберусь, — Таня была растеряна.

— Садитесь, садитесь, у меня куча свободного времени. Узнал ваш адрес в деканате и решил заехать. Что снимаете? Квартиру?

— Что вы, квартиру! — улыбнулась Таня. — Комнату, конечно.

— Ну садитесь, — уже приказал он, и она повиновалась, села, захлопнула дверцу.

Поехали. Молча.

— Сколько до диплома осталось? — наконец спросил он.

— Полгода.

— Тяжело приходится?

— Ничего, крутимся-вертимся, — она опять улыбнулась. — Работать начну, сразу легче будет, правда?

— Не знаю, — усмехнулся он. — А сейчас разве не работаете?

— Подрабатываю, — смутилась Таня. — Сторожихой на автобазе. Заниматься можно. Особенно по ночам. И сына с собой можно брать. Сутки отдежурила, двое свободна, очень удобно. Не верите?

— К сожалению, нет.

— И зря! Очень удобно.

— Вы по какой теме диплом пишете?

— Некоторые проблемы вечной мерзлоты при бурении глубоких скважин и сейсморазведке.

— Вечномерзлотник, значит? И работать, конечно, на Север поедете?

— А что?

— Ничего. Суровые вас ждут испытания, — он опять усмехнулся.

— Ох, не пугайте, я уже пуганая.

— Не пугаю. Просто знаю. Я в Заполярье по вечной мерзлоте десять лет ломал. Еще пять — в Тюмени. Так что не треплюсь, знаю.

— А теперь решили чистой наукой заняться?

— В геологии чистой науки нет. Просто пригласили почитать курс, поделиться, так сказать, богатым личным опытом. А если серьезно, я геолог-бродяга. Таким и умру, — он в третий раз усмехнулся.

Вечером его машина стояла у главного входа в МГУ.

Таня распрощалась с подругами, побежала к автобусной остановке, когда ее окликнул Павел Евгеньевич:

— Карета у подъезда, мадмуазель!

— Послушайте… — начала было Таня, но он взял ее за руку и повел к машине.

— Потом ругаться будете, потом. Дома сын голодный ждет. И вообще, с начальством ругаться не советую, может вредно отразиться на вашем будущем.

И Таня опять повиновалась, села в машину. Ехали почти все дорогу молча. Только в самом конце он сказал, будто отрапортовал:

— Мне, Таня, сорок два года. Воевал. Был женат. Жена умерла сразу после войны. С тех пор живу один. Мать умерла в войну, отец и брат погибли на фронте, — он улыбнулся и вдруг добавил: — Имею правительственные награды.

— А это зачем? Про награды?

— Так, к слову, — он весело посмотрел на нее. — У меня медаль «За отвагу» есть.

— Ну и что?

— Чтоб вы поняли, что я ничего не боюсь. И вас тоже.

Она подошла к даче, толкнула калитку. Заперто. Окна в доме светились. Прислушалась. Из дома еле слышно доносилась музыка. Татьяна постояла, потом неуклюже полезла через забор. И упала прямо лицом в снег. Поднялась с трудом и пошла по утрамбованной тропинке к дому.

На даче дым стоял коромыслом. Совершенно одинаково одетые, в джинсы и свитера, танцевали двое парней и две девушки. Стол в гостиной был заставлен бутылками, на тарелках — остатки еды, раскрытые консервные банки, нарезанная толстыми ломтями колбаса, сыр, яблоки, апельсины.

Татьяна стояла в дверях, смотрела, а ее никто не замечал. Гремел магнитофон, что-то выкрикивали танцующие, на диване обнимались и целовались еще двое, нисколько не смущаясь присутствием посторонних. А Виктор с какой-то девушкой стоял возле камина, курил и что-то говорил. Еще один длинноволосый парень спал за столом, уронив голову прямо в тарелку.

Татьяна не сводила глаз с Виктора, а тот не замечал ее. Вот Виктор обнял девушку одной рукой, притянул к себе и стал целовать в губы. А в другой, отставленной в сторону, дымилась сигарета.

И тогда мать шагнула из прихожей в гостиную, выключила магнитофон. Поначалу тишина всех оглушила.

— Какой идиот выключил магнитофон? — резко спросил Виктор, а когда обернулся, увидел мать.

— Сию минуту все вон, — приказала Татьяна. — Немедленно!

Некоторое время все стояли словно оцепенев.

— Но мы ничего такого не делали, — обиженно протянула девушка, которую целовал Виктор.

— Концерт окончен! — сказал парень, целовавшийся на диване. — Мочалки, собирайте пожитки! — И потянул свою девушку за руку к выходу.

— Что за манера заставать людей врасплох? — обиженно тянула девушка, идя вслед за парнем.

Растолкали пьяного, спавшего за столом. Он упирался, что-то мычал. Его с трудом вывели. Скоро все гости одевались в прихожей, перешептывались, хихикали. В комнате остались Виктор и мать. Он курил и смотрел в сторону.

— Прекрати курить! — резко сказала мать.

Виктор вздрогнул, в первое мгновение хотел было выбросить окурок в камин, но передумал, демонстративно затянулся, выпустил дым. Татьяна сдержалась, спросила:

— Может, ты объяснишь мне, что здесь происходит?

— А ты что, сама не видишь?

— По какому праву ты устраиваешь на даче бардаки?

— Бардака еще не было, — усмехнулся Виктор.

— Не паясничай, Виктор! Я с тобой разговариваю серьезно!

— Я тоже.

— Что это за люди?

— Мои друзья.

— Чем они занимаются?

— Учатся в школе.

— В какой?

— В большой и светлой.

— Виктор, прекрати! Я была в милиции. Ты знаешь, сколько там на тебя материалов?

— Плевать я хотел на эти материалы.

— Боже мой… И это мой сын, какой ужас… Как ты мог до этого докатиться? Разве я тебя этому учила?

— Успокойся, ты учила меня другому.

— Чему же?

— Например, ты учила меня звонить домой, когда я возвращался из школы. Ты говорила, позвони, я могу быть не одна.

— Виктор! — закричала Татьяна и ударила кулаком по столу.

— Так вот и ты могла бы позвонить, прежде чем приператься сюда! Кажется, так поступают интеллигентые люди?

— Ты понятия не имеешь, что это такое.

— Хорошо, не имею. И не хочу иметь. И прошу тебя, оставь меня в покое. Раз и навсегда.

— То есть, как это «оставь в покое»?

— Вот так. Не лезь в мои дела.

— Но я твоя мать, Виктор, — задохнулась Татьяна.

— Мало ли какие случайности бывают в жизни, — пожал плечами Виктор. — К сожалению, матерей не выбирают…

— Я твоя ма-а-ать! — сорвавшись, истошным голосом закричала Татьяна.

— Ты поздно об этом вспомнила.

Стало тихо. Татьяна открыла дверь в прихожую.

— Я же русским языком сказала, все вон отсюда!

— Чуваки, три минуты! Я догоню вас! — крикнул из-за ее спины Виктор.

— Мы тебя на улице подождем! — отозвался девичий голос.